Самый лучший пионер: Том второй - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
— Прячет тебя Александра Николаевна? — хмыкнул мужик, достав блокнот и записав в него просьбу.
— Нет, просто я не знаю как это все работает, поэтому и в голову не пришло рассказать об этом артистам — думал кому надо мой номер знают, а не звонят, потому что им не интересно. Мне-то чего — дают Магомаевых-Хилей, кто от них откажется? А теперь вот как нехорошо вышло. Лучше я от особо назойливых песнями буду откупаться, чем стекла менять.
— Настоящий позор! — нахмурив брови, высказал свое отношение к Муллерману МинКультовский функционер.
— Больше у меня к вам просьб пока нет, вас довезти куда-нибудь? — гостеприимно предложил я, указав на семейный «Москвич».
— Нет, мне еще на кладбище нужно, — покачал он головой.
Забрались в машину и поехали к редакции «Юности».
— Если всем песни раздавать — никакого покоя не будет, — поделилась соображениями сидящая на переднем сиденье — дала дядь Толе порулить — мама.
— Покоя теперь вообще не будет, — пожал плечами я. — Вот увидишь — когда я на Сойке через полтора года женюсь и от вас съеду, будешь тайком от меня от облегчения вздыхать.
— Я тебе съеду! — показала родительница кулак. — Мы что, от алкашей не отобьемся?!
Спорить я не стал, позволив маме перевести тему на обсуждение дачи.
— Никакого второго этажа! — сразу же обозначил я грани дозволенного. — Там места полно, вширь строй сколько хочешь, но за второй этаж мне рано или поздно прилетит, и плевать, что у каждого второго самого рыльце в пушку.
— А на кой нам второй этаж? Его же не протопить будет! — ловко сделала вид, что не расстроилась мама и рассказала, какая в соседнем подъезде живет хорошая бабушка-ботаник, работает в питомнике, поэтому может достать замечательные саженцы.
За этими познавательным рассуждениями доехали — нет, не до редакции, а до МГУ, где мама чмокнула Судоплатова в щеку и пересела за руль — у отчима сегодня рабочий день, как и у всех нормальных людей впрочем, просто у мамы затянувшийся больничный (а что поделать, если врач все время продлевает?), а я — привычно прогуливаю.
— Сойка-то придет вечером? — перешла она на интересную тему.
— Придет, — подтвердил я.
— Может все-таки русскую найти попробуешь? — без особой надежды на успех спросила родительница.
— А она русская и есть, — пожал я плечами. — И глаза не такие уж узкие — сама увидишь. Не волнуйся, внуки удадутся как надо, и «китайцами» их никто дразнить не станет.
Потому что чревато!
Можно вообще не заморачиваться, а просто приложить маму аргументом «я же твоего мужика принял, поэтому нефиг тут», но это — низко, она же за меня искренне переживает.
— Да не в этом дело, — запротестовала она.
— А в чем?
— Просто…
Вежливо подождав с полминуты, хохотнул:
— Видишь — вообще ни одной причины быть против у тебя нет, кроме старого доброго бытового шовинизма. Ты подожди до вечера хотя бы, познакомься, поговори, и потом, так уж и быть, я все твои претензии выслушаю. А пока, будь ты хоть трижды хорошая, любящая, заботливая мама, все твои аргументы не имеют веса.
Смягченный упрек мама приняла безболезненно, остановилась на парковке у редакции, повернулась и пригладила мне волосы, с улыбкой спросив:
— Пойдем?
— Пойдем! — улыбнулся я в ответ, и мы пошли.
Оставил Полевому рукопись, пообещал скорое получение одобрения от Министерства общего машиностроения, вместе с мамой порадовался свежей новости — завтра нужно съездить в издательство, оставить заявление на издание одной книжкой «Зорей» и «В списках не значился». Обещают издать быстрее, чем «Бима» — потому что про войну. «Списки» опубликуют и в журнале — уже в марте. Попрощались с классиком и поехали в гости к Пахмутовой — записывать «марсианские» песни.
— О чем с Андроповым-то говорил? — вернулась мама к утренней теме.
— Я понимаю, что тебе такое слышать обидно, — мягко слился я. — Но все, что было можно, я вам с дядей Толей уже рассказал. Прости.
— Везде у нас одни секреты, — вздохнула мама и ободряюще улыбнулась в зеркало заднего вида. — Главное — чтобы вредить не принялся!
— Не, у него на такие глупости банально времени нет, — развеял ее опасения я.
В квартире Пахмутовой и Добронравова (выбрали бы уже общую фамилию, блин!) пахло булочками и одеколоном Эдуарда Анатольевича Хиля — он у него приятный, но специфический. Певец тут явно по мою душу — я маму по телефону предупреждал, что кусочек марсианских песен ему отойдет.
А живет Хиль, на минуточку, в Ленинграде. Значит — специально прилетел. Приятно!
Поздоровались, прошли в столовую, и Николай Николаевич совершенно заслуженно похвастался:
— Гимн одобрили на самом верху! — указал пальцем в потолок. — Но до Первомая решили не трогать.
— Все равно очень круто! — порадовался за него я.
— Не так круто, как Муллерман! — фыркнула Александра Николаевна, наливая мне и маме чаю. — А каким приличным человеком казался!
— Прискорбная история, — вздохнул Хиль.
— Это — моя вина, — выдав нам с родительницей чашки и вручив мне булку с повидлом, Пахмутова заняла свое место. — Мне уже кто только не звонил, но Екатерина Алексеевна просила тебя не тревожить, — поведала она мне.
— Так не ваша вина получается, а грустное стечение обстоятельств, — успокоил ее я. — Кто знал, что так получится? И извините, что из-за меня вас дергают, я уже выпросил себе «связного» от министерства культуры, можно вам его номер дать, перенаправить страждущих?
«Добро» было получено, мама рассказала историю рокового визита спившейся советской суперзвезды, мы еще немного его попинали и переместились в кабинет. Заняв фортепиано, пропел весь плейлист, заодно отметив, что фортепиано из дедовской усадьбы звучало хоть и немного, но лучше. Точно дорогущее!
— Выбирайте, Эдуард Николаевич, любые пять штук, — начал я наделять годнотой мемного, а потому особо любимого Хиля, но был прерван телефонным звоном.
Александра Николаевна интеллигентно извинилась и вышла из кабинета, и аж лоснящийся от удовольствия — да тут тупо одни хиты, а еще и выбрать дают! — певец ответил:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!