Библейские истории для взрослых - Джеймс Морроу
Шрифт:
Интервал:
— Я не входила туда два с половиной года, — сообщила нам Маррибелль. — Не войду и сегодня. Там все меня ранит.
Она исчезла в чулане и вновь появилась, держа в руках влажный комок глины.
— У кого из вас рука моей дочери?
Я поднял вверх руку Кристины.
— У кровати — гончарный круг.
— Я в этом ничего не понимаю.
— Положите глину на круг, — произнесла Маррибелль раздраженно. — Включите мотор. Давите. Вот и все. Я не жду, что вы принесете мне греческую амфору, молодой человек. Просто мните глину.
Я вошел в комнату, размял глину пальцами и начал выполнять свое задание. Голограмма Кристины все время наблюдала за мной со стены над тумбочкой. Ангельское личико, усмешка Сивиллы. Выглядела она полной жизни.
— Сосредоточьтесь на руке, — крикнула мне Маррибелль, заслышав гул мотора.
Мокрая глина липла к ладони, просачивалась между пальцами, забивалась под ногти. Мой ум находил это ощущение в общем-то раздражающим — и все же, все же я не мог отрицать, что моя заимствованная рука была довольна. Кожу пощипывало. Косточки радовались.
Я вернулся в коридор и похвалил руку Кристины. Как можно выразить благодарность руке? Я произносил речь медленно, без излишней патетики.
— У кого уши моей дочери?
И шагнувшая вперед Мэгги Йост получила свое задание. Она должна была войти в святилище и прослушать кассету, которую Кристина записала «живьем» — и нелегально — во время концерта группы «Проклятие жестянщика». Мэгги призналась нам в абсолютной нелюбви к «Проклятию жестянщика». Маррибелль укорила ее: пусть она позволит решать своим ушам.
— Мои уши испытывали удовольствие, — призналась Мэгги впоследствии. — Но только уши, — поспешила добавить она. — И ничего больше.
Следующими были глаза. Предмет их обожания: плакат кинозвезды Рейнсфорда Спона над кроватью. Когда Кендра вышла из комнаты, ей не нужно было много распространяться о том романтическом волнении, которое испытал ее правый глаз. Обо всем поведали слезы, которые застилали этот глаз, тогда как левый оставался сухим.
— Моя дочь любила бегать трусцой, — сообщила нам Маррибелль. — Ей нравилось ощущать, как гулко стучит в груди сердце.
Задание для Уэсли Рансома, будущего актера, жертвы атеросклероза и врага всех видов спорта. Он обежал вокруг квартала, присоединился к группе и рассказал, что чувствовал, предавая сосуды из уважения к сердцу.
— Язык, кожа, желудок, влагалище, — промолвила Маррибелль. — Можно было бы проверить и это, но все уже и так совершенно ясно. Кристина обожала вино и мороженое. Поклонялась плаванию и солнцу. Любила покататься на американских горках, а для ее желудка было приятно то, что у многих вызывает рвоту. И наконец, должна признаться, моя дочь не была девственницей.
Маррибелль разжала морщинистую ладошку. На пересечении линии сердца и линии головы лежал ключ. Она вручила его мне, очевидно, посчитав меня лидером группы — разумное заключение, если думать, что человеческий мозг может развиться благодаря амбициям руки, так меня по крайней мере учили: работа сделала из обезьяны человека.
— Этим ключом отпирается любимое место Кристины, — объяснила она, — дом ее бабушки на полуострове Кейп-Род. Там Кристина с удовольствием проводила лето. Это был ее второй дом. Она называла его «Плачущее небо».
И из глаз Маррибелль потекли слезы, которые она так долго сдерживала.
— Я думаю, что вы должны ей по меньшей мере одну неделю в год. Понимаете, я думаю о ее молодости. Она была еще такой… молодой.
И старушка громко разрыдалась.
Я сказал ей, что неделя — это вполне разумно.
Вот так и родилось Общество Кристины Алкотт. То, что никто из нас не получает удовольствия от хобби, которым занимается ради Кристины, это просто, как я уверен, еще одно загадочное стечение обстоятельств во Вселенной, изобилующей подобными загадками. Так что в начале «недели Кристины» желудок Кристины отправляется на ярмарку округа Барнстейбл и проводит целый день, катаясь на американских горках, против чего восстает каждый нейрон нервной системы. Язык Кристины, пришитый трезвеннику, наслаждается любимым вином. В своих новых телах ее сердце бегает трусцой, влагалище вступает в половые сношения, рука лепит горшки, уши слушают «Проклятие жестянщика», глаз лицезрит Рейнсфорда Спона, а кожа плавает в Атлантике, наслаждаясь мягкими толчками холодных волн.
Из восьми только Дорн Маркл попытался объяснить видимую эффективность наших страданий. Дорн-оптиметрист — член нашего клуба с научным складом ума.
— Это связано с энграммами, — поведал он нам. — Обычно следы памяти откладываются одновременно в нескольких частях нервной системы. Когда одно и то же действие выполняется много раз, в соответствующем органе образуется своего рода дополнительный мозг. Очевидно, невредимыми остались не только все ткани Кристины, но и эти вспомогательные мозговые центры. В ее руке осталась смутная память о гончарных навыках. Ее желудок знает о горках на ярмарке округа Барнстейбл. Ее коже нужен океан. Энграммы, понимаете? Остаточные энграммы.
Я никогда не был уверен в том, понял ли я про эти энграммы. Для меня не столь важно рациональное объяснение. Знаю лишь то, что, когда мы сходимся вместе, восемь членов Общества Кристины, и с неохотой предаемся чужим шалостям, рождается девятый: молодая женщина, этой женщине весело, и достаточно.
Обед в тот вечер прошел в напряжении. Посещения врача и начала учебного года я ожидал с большим энтузиазмом, чем встречи с Уэсли Рансомом. Ковырял омара, бесцельно тыкал вилкой в салат.
Мы собрались в гостиной. Уэсли устроился возле кучки дров для камина. Тереза Сайнфайндер соорудила в камине замысловатую конструкцию, но даже не пыталась поджечь ее. Любовник Лиши уселся на лестнице. Остальные разместились на ковре. Мы с Кендрой сидели так близко, что почти касались бедрами.
— Всем известно, что я чувствую, — начал Уэсли. — Мы занимаемся этим уже шесть лет, причем добросовестно. Так вот, человек жив не верой единой, по крайней мере я. У меня есть жена и ребенок. Я мог бы проводить лето интереснее.
— Придется рассказать, что ты вкладываешь в понятие «интереснее», Уэсли, — резко заговорила Лиша дю Прин. — Я понимаю слово «интереснее» по-другому.
— Вернуть земные радости тому, кто так несправедливо был лишен этого, что может быть лучше? — спросил Билли Силк.
— Не забывайте об энграммах, — добавил Дорн Маркл.
Мне ничего не оставалось, как напомнить:
— Если бы не Кристина, ты был бы мертв.
Уэсли распрямил свое тщедушное тельце в полный рост.
— Я всегда буду желать Кристине всего самого лучшего. — Его тон был негодующим. — Но не в этом дело. Энграммы там или не энграммы, но нет никаких доказательств того, что наши деяния ей на пользу. Сохраняйте Общество, если хотите, но отныне вам придется встречаться без меня.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!