Связывающая луна - Эмма Хамм

Мертвеца. Как звери впервые напали на домашний скот. Один даже заставил весь город потерять все свои деньги, потому что волк съел каждую корову, которая давала им молоко. Но звери устали от блеющих овец и глупых коров, на которых легко охотиться.

О, нет, оборотень всегда хотел охотиться. Ему нравилось знать, что, поймав добычу, он заслужил пир.

Ему было семь, когда он прочитал об ужасных способах, которыми оборотни убивали людей. После этого ему несколько месяцев снились кошмары, и он позволял себе спать только с дюжиной горящих свечей, хотя это был ужасный риск.

Лютеру до сих пор снились кошмары о том, как он просыпается с мертвым телом у своих ног, потому что не смог контролировать монстра внутри себя. Как всегда боялся его отец.

Он должен был контролировать это.

И все же, даже с годами практики, он потерпел неудачу.

Не человек стоял в этом зеркале, ухмыляясь ему с острыми зубами и виляя хвостом. На него смотрело чудовище, ужасное сочетание человека и зверя. В конце концов, оборотень был не волком, а человеком, ставший волком.

Зубы существа были длинными и изогнутыми. Двойные клыки торчали из его нижней челюсти и обрамляли голову, явно принадлежавшую волку. Его уши дернулись вперед, словно ожидая, что он что-то скажет. Он молчал. Его взгляд путешествовал по мускулистой груди мужчины, покрытой редкими темными волосами. Мощные ноги со слишком сильно согнутыми коленями и слишком длинными ступнями, придающими ногам дополнительный изгиб. У него даже были руки с длинными когтями, которые явно сломали стол пополам.

Это был монстр, с которым он сражался всю жизнь. Чудовище, которое хотело завладеть его жизнью и уничтожить все, что ему было так дорого.

— Ты, — пробормотал он. — Что ты сделал на этот раз?

Монстр радостно усмехался. А потом существо заговорило губами, которые не должны были так двигаться.

— Лютер. Ты слишком долго держал нас взаперти в этой камере, мой друг.

— На то была причина.

— Какая? Потому что давным-давно старик сказал тебе, что выпускать меня опасно?

Лютер начал ходить из стороны в сторону, наблюдая, как то же самое делает отражение его волка. Чудовище агрессивно наклонялось вперед с каждым шагом, его плечи горбились, а когти почти тянулись по полу.

— Этот старик был нашим отцом, — процедил он. — Ты не хуже меня знаешь, что он заслуживает некоторого уважения.

— За что? Что научил тебя бояться меня? Я не буду уважать человека, который не может смириться со своими желаниями и потребностями, — волк стукнул себя в грудь тяжелым кулаком, и Лютер ощутил сильный удар по своей груди. — Ты и я способнее, чем он мог когда-либо мечтать. Ты мог бы позволить мне быть свободным, не преследуя меня и не опасаясь того, что мы можем сделать в глуши.

— Я боюсь того, что ты можешь сделать. Я боюсь того, что ты уже сделал! — Лютер чуть не упал на колени от этого страха.

Он понял, что волк выходил на улицу не на одну ночь. Он обмануло его.

Цепи были разрушены. Зверя больше нельзя было сдерживать, и это означало, что у него было время делать все, что он хотел, всю ночь.

Три ночи. Три долгих вечера, когда у него было достаточно времени, чтобы напасть на жителей Перекрёстка Мертвеца. Что, если он совершил ошибку, которая стоила кому-то жизни?

Он замер, потом снова посмотрел в зеркало. Его разум уже подсказывал то, чего не хотело знать его сердце. Потому что теперь, когда он подумал об этом, он был уверен, что зверь сделает именно то, чего он не хочет, просто потому, что мог. И если это предчувствие было правильным, то монстр уже забрал чью-то жизнь. Кого-то важного или, возможно, прохожего, но в любом случае на его руках была кровь.

Зверь ухмыльнулся, острые зубы сверкнули на свету.

— Ты уже знаешь, да, Лютер?

— Что ты сделал?

— Не помнишь? Мы оба наслаждались порывом ветра в шерсти. Нам нравилось ощущение земли под нашими лапами. Настоящая земля, Лютер. Земля под нами, которая хотела, чтобы мы свободно бегали по лесам и чувствовали мох, траву и камень, — глаза волка закатились. — Это была восхитительная ночь. Вечер, который ни один из нас никогда не забудет, и как я мог отказаться от всего этого? По своей воле?

Он покачал головой.

— Нет. Отец утверждал, что наши звери были не такими.

— Какими? Убивали идиотов, которые не могли даже поговорить с их хозяевами? Ты должен был знать, что твой отец солгал. Я это ты, Лютер. Так же, как ты — это я.

Как смел этот дурак называть его чудовищем?

— Я совсем не такой, как ты, — прошипел Лютер.

Волк бросился вперед, хлопнув лапами по стеклу, в то время как руки Лютера коснулись ненавистного серебра.

— Ты — это я, Лютер. Ты любил охоту так же сильно, как и я, и ты ликовал, когда мы укусили того человека за шею. Кровь залила наш язык, и тебе это понравилось.

Он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица холодной волной. Он не мог этого сделать. Они не могли убить кого-то без ведома Лютера… да?

— Нет, — пробормотал он, сжав кулаки. — Нет, прошлой ночью мы никому не причинили вреда, иначе я бы знал.

— Не прошлой ночью. Самая первая ночь. Я не хотел упускать свой шанс на случай, если ты подавишь меня.

Шанс? Боже. Они кого-то убили, и Лютер понятия не имел, кто попал в когти существа. А если бы это был фермер Баррен? Или, не дай бог, его внучка. Лютер думал о ней в последнее время. Просто признал, что она существует, а волки всегда так любили кусать молодых женщин. Что, если он вгрызся в ее плоть и даже не понял, что произошло?

— Пир был хорош, — тихо сказал его волк. — Сейчас ты недоволен, но это нормально. Вскоре ты узнаешь, что потакать мне — это нормально. Я твое желание, Лютер. Вместе мы будем жить счастливо.

— Нет, — у него не было других слов. — Нет, я не поддамся тому, что ты делаешь. Это было неправильно, и я… я…

Волк усмехнулся, продолжая пятиться от зеркала.

— Что ты будешь делать, Лютер? Ты боишься собственного отражения.

Черт, зверь был прав. Зверь знал, что сказать, чтобы задеть его, и это…

Он отвернулся от зеркала. Смотреть на собственное отражение прямо сейчас было слишком больно. Если он продолжит смотреть, то не знал, что сделает.

Вероятно, выберет путь труса, как это сделал его отец. Лютер ушел от места, где он