Внизу наш дом - Сергей Калашников

– Стар я уже, чтобы врать, но уж если правду говорить нельзя, то просто нужно подобрать правильные слова.

– Слова. Кстати о словах! Вы как-то раз упомянули какую-то шнягу. Что имелось в виду? – поднял глаза от бумаг Поликарпов.

– Это из молодёжного жаргона. Знаете, сколько этих вывёрнутых словечек в разное время резало мои уши. Я их, конечно, не одобрял, потому что мусор они в языке, но в ряде случаев проявил нестойкость. Подпал, так сказать, под влияние. Особенно правнуки меня активно обрабатывали – такие балбесы и пустозвоны, что… простите старческое ворчание. Ну а у слова «шняга» имеется целый ряд близких аналогов. Приблуда, фиговина, ерундовина, хреновина, приспособа, штукенция, рогопега и… право, число им – тьма. Но основное значение – устройство, вещь, действующий образец.

– Давайте, Александр Трофимович, поговорим о планах на будущее.

Сидим мы сейчас не на заводе, а в моём гостиничном номере. Конарев и стенографистка Наденька нанесли мне визит, о котором предупредили заранее.

– Давайте. Начнём, наверное, с того, что связано с коллективом Поликарпова.

– Что? Вы не всё изложили? – охнул мой куратор. – Там же работы распланированы на много лет вперёд.

– Этого недостаточно, – улыбнулся я. – Во-первых, сам Николай Николаевич давно осознаёт, что заложенный в проекте самолёт не станет королём воздуха – из-за своей многофункциональности он окажется несколько перетяжелён, отчего потеряет в динамике и будет проигрывать самолётам противника. А нам потребуется истребитель истребляющий. В первую очередь, истребляющий истребители. Машина для захвата господства в воздухе.

Поверьте, он уже задумал отсечь от семнадцатого всё лишнее, облегчив его и обжав, оставив только пару пулемётов и далеко не противотанковую пушку – этого хватит против любых самолётов противника, а лучшей защитой такой машины послужат маневренность и скорость.

Не нужно ему в этом мешать. Лучше иногда закрыть глаза на некоторое самовольство, чем задушить на корню хорошую идею. Тем более что технологически этот семнадцатый – обозначим его индексом «М», что значит маневренный – окажется близок к основному – универсальному. То есть перестройки производства под себя не потребует – обе машины можно будет даже чередовать в одном потоке.

– Ну, это понятно, – согласился Конарев. – Но это даже не план, а просто предвидение.

– Ещё Николаю Николаевичу поручат проектирование высотного истребителя для противовоздушной обороны промышленных центров. Высотность где-то больше десяти тысяч метров и кислородное оборудование. Но от меня там ничего не потребуется – этот коллектив справится с задачей сам, причем наилучшим образом. Где-то после тридцать восьмого года – то есть успеют вовремя.

– А почему не сейчас?

– Нет подходящего мотора. Но появится он именно тогда, когда нужно. И новая высотная машина в своей конструкции впитает в себя опыт, накопленный при работе над нашим семнадцатым. Так было и в прошлый раз. Только тогда этот семнадцатый так и не «допилили» – то Валерий Павлович летал в Америку через Северный полюс, то Поликарпов строил истребитель танков с двумя моторами или участвовал в конкурсе на самый простой бомбардировщик. Сейчас за Чкалова и я смогу поработать, а коллектив сконцентрирован на том, что действительно нужно. Не стоит ничего менять.

– Ну, а на других направлениях? Вы же разбираетесь и в штурмовой авиации, и в бомбардировочной.

– Если вмешаться раньше времени или даже начать обращать внимание на деятельность какого-то конструкторского коллектива, то невозможно с уверенностью предсказать результат – я не вижу будущего, а знаю только то, что было. Если это «было» изменить – мы лишимся послезнания. Отсюда и моя сдержанность в выдаче информации. Впрочем, есть момент, о котором мне стоило бы узнать, как только, так сразу. Если это в ваших силах – свистните, как только конструктор-вооруженец Таубин представит на испытания первый образец двадцатитрёхмиллиметровой авиационной мотор-пушки. А вообще-то следующее моё вмешательство потребуется только летом тридцать восьмого. Но где и как – лучше, чтобы это оставалось неизвестным даже вам.

– А до тех пор?

– До тех пор я стану бывать здесь наездами и с удовольствием принимать участие во всём, что творится на этой творческой кухне, то есть жить в своё удовольствие. А дома, в аэроклубе, зарабатывать на жизнь.

– Да уж, да уж! – хохотнул Егор Кузьмич. – Так я и поверил, что не затеешь какую-нибудь новую постройку.

* * *

В конструкторском бюро действительно было очень интересно – полным ходом шли компоновочные работы и быстрые прикидки. Тот период, когда будущая машина буквально рождается на глазах, обретая зримые очертания. Я мало что предлагал – этот процесс отлично шёл и без меня. Иногда проверял сделанные расчёты, но тихонько, про себя.

Как обычно, никуда не хотели со вкусом вставать радиаторы охлаждения двигателя. Их нужно обдувать, а они создают сопротивление. Я по памяти нарисовал конфигурацию воздухозаборников Пе-2, где применялись аналогичные моторы. Этот вариант совпадал идеологически с тем, что был принят раньше, но парни его сильнее «загладили», то есть тут я не помог. Зато помог с винтом – здесь раньше не делали четырёхлопастных. Я ужал его с трёх и двух десятых метра до двух семидесяти, загнув лопасти саблями – приготовил сразу для всех последующих модификаций моторов до максимальной из тех, какие помнил и в расчёте на максимальные обороты. Для более ранних моторов этот винт тоже проходил не хуже традиционных с прямыми лопастями – уж если делать для них литьевые формы, то один раз. Да и втулку сразу следует на все случаи сконструировать и отладить.

Много работы было на стыке крыла и фюзеляжа и со сдвижным колпаком фонаря. Пришлось повыделываться, чтобы снять турбулентность с его задних кромок. А ещё из-за риска заедания в случае повреждения полозьев в бою он мне вообще не нравился, но откидной, как у «мессера», тоже не годился – сорвёт, если открыть в полёте, а наши лётчики часто переговариваются жестами, потому что без раций. Срисовал с Фокке-Вульфа-190, за что был проклят технологами, занимавшимися оргстеклом.

А потом командировка моя закончилась, и я отправился домой. Как раз в аэроклубе настала пора интенсивной лётной подготовки – самое страдное время.

* * *

«Счастье» рухнуло на мою голову внезапно. Мои четырехлопастные винты попались на глаза кому-то из туполевских ребят. Их ведь делают на моторостроительном заводе, а авиаконструкторы интересуются. Эти «шняги» сразу «освоили» для каких-то бомбардировщиков, но мне не сказали, для каких. Хотя я точно знаю – для СБ. Те, кому положено, выяснили, что чертежи пришли из Горького и взяли за воротник Поликарпова. А тот так и сказал – субботинская шняга.

Потом была премия. Большие деньги, если кто сомневается. Ну, на мой достаток – вообще целое состояние. То есть я крепко растерялся, потому что просто не представлял себе, что с этим делать. То есть – ну, не умею я тратить. Мог бы, конечно, купить авиадвигатель, если бы они продавались, но, во-первых, не продаются, а стоят на штучном учёте. А, во-вторых, доступный, в принципе, стосильник М-11 кажется мне слабоватым – хочется чего-нибудь более солидного. Но ничего подходящего ни в памяти, ни на виду нет.