Голливуд - Чарльз Буковски

— Алло! Да! Да! Джон слушает! Что? Не может быть!

Он уставился на нас, держа трубку в опущенной руке.

— Отключился…

— Кто?

Джон все еще стоял возле аппарата.

— Гарри Фридман звонил.

— И что? — спросил я.

— Фильм заморозили, — ответил он.

Прошло несколько дней. Я валял дурака: ездил на скачки, а возвращаясь домой, пописывал свою поэмку. Я специалист в трех областях: стихах, рассказах и романах. Теперь я овладевал четвертой — кинодраматургией. Впрочем, стоит ли о ней говорить? Что я за кинодраматург без кино? Ведь «Джим Бим» не вытанцовывался. Опять позвонил Джон.

— Как лошадки?

— В порядке. А ты как?

— Тоже. Хотел ввести тебя в курс…

— Слушаю.

— Ну, как только картину расфигачили, мы с Франсуа бухали без перерыва пару дней. И ночей.

— Очищались, как я понимаю.

— Вроде. А потом я поехал в контору к Фридману выяснять, что ему за моча в бошку ударила. Я, знаешь, к такому повороту был не готов.

— Я тоже.

— Значит, прихожу. Охранник меня не пускает. Ясно, что Фридман распорядился.

— Сукин сын.

— Это трудно отрицать. Итак, я не сдаюсь, иду в другой подъезд. Там ведь два входа.

— Помню.

— Я знаю, что у них там сидит юрисконсульт. Говорю охраннику, что, дескать, мне на консультацию. Но, конечно, ни к какому юристу я не пошел, а направился прямехонько к Фридману.

— Молодец.

— Фридман глядит — видит, я стою. «А, — говорит, — Джон, привет, как поживаешь?» — «Отлично», — отвечаю. Про то, почему он картину зарубил, не заикаюсь, а говорю так: «Мы хотим кое-кого взять в наше дело». — «Нашли кого-то?» — спрашивает. — «Пока, — отвечаю, — нет. Но собираемся. А когда найдем, обещай мне одну вещь». — «Что такое?» — «Ну, когда мы, значит, кое-кого найдем, мы заставим его компенсировать все твои убытки по подготовительному периоду». — «Молодцы», — говорит он. «Но, — продолжаю я, — дай слово, что ты позволишь снимать кино на наших условиях и «Файерпауэр» не потребует дополнительных денег». — «Отлично, — говорит этот сукин сын, — валяйте. Ищите вашего кое-кого. Я согласен на ваши условия. И счастливо вам».

— И все?

— Да, мы пожали друг другу руки и разошлись. Он безумно обрадовался, что получит компенсацию.

— Итак, остается только найти продюсера.

— Уже нашли.

— Да ну?

— Видишь ли, пока мы имели дело с «Файерпауэр», даже когда они не рыпались, мы потихоньку искали других спонсоров. Ведь от этих ребят из «Файерпауэр» хорошего не жди. И когда один из наших новых друзей пронюхал, что они решили загнобить картину, влез в упряжку.

— И кто же этот герой?

— Эдлман, бывший спец по недвижимости на востоке. На западе у него партнер — Соренсон. Мы их просветили — денежки там водятся. Все в порядке. Они нам четко сказали: «Да, деньги есть. Да, мы хотим делать кино. Давайте поработаем вместе».

— Ты уверен, что не надуют?

— Все под контролем. С ними гораздо надежнее, чем с «Файерпауэр». Сценарий и актеры им нравятся. Готовы запускать. Рекламу дадут в газеты. В четверг после обеда подписываем контракт.

— Замечательно, Джон. Рад за тебя. За себя тоже.

— Уж как-нибудь сварганим киношку. Я не отступлю. Но надо ковать железо, пока горячо.

— Горжусь тобой, Джон.

— Буду держать тебя в курсе. До скорого.

— Жду. До свидания, Джон.

Следующий звонок последовал через два дня.

— Сукин сын!

— Я, что ли?

— Фридман, конечно. Пронюхал, гад, про Эдлмана и Соренсона и запросил еще семьсот пятьдесят тысяч!

— Подонок!

— Нарушил слово. Я позвонил ему и сказал: «Ты же обещал, что мы квиты. Ты слово дал!»

— А он что?

— Ничего. Трубку бросил. Теперь никак не могу до него дозвониться. Мои звонки не проходят. Я решил объявить голодную забастовку.

— Что?

— Голодовку объявляю! Взял бутылку воды, раскладной стульчик, сяду напротив их конторы и буду морить себя голодом.

— Прямо сейчас?

— Да, через десять минут начну.

— Ты шутишь!

— Ни капельки!

Когда я подъехал, Джон Пинчот уже устроился на раскладном стульчике с бутылкой воды в руке. Прямо напротив конторы Фридмана и Фишмана. На груди у него висел плакат, на котором крупными буквами было небрежно написано:

«ГОЛОДОВКА! «ФАЙЕРПАУЭР» — КОМПАНИЯ ЛЖЕЦОВ!»

Я припарковался и подошел к Джону. Около него собралось человека четыре-пять, пялились. Я присел перед ним на корточки.

— Слушай, Джон. Давай забудем про этот чертов фильм. Деньги твои я тебе верну. Не так уж они мне теперь нужны. Давай скинем все это дерьмо и завалимся куда-нибудь, а? Джон полез в карман и вынул оттуда клочок бумаги.

— Я отправил с нарочным послание Гарри Фридману. Он его получил. Вот копия. А вот это, — он протянул мне другую бумагу, — соглашение по производству фильма.

Я начал читать первый документ:

«Дорогой Гарри! Как я сказал по телефону, тебе предоставляются две возможности. Для меня приемлемы обе. Поверь, если я предлагаю решение, в результате которого я не получу ни гроша, то потому лишь, что люблю тебя гораздо больше, чем ты думаешь.

Словом, решение за тобой. Прошу тебя принять его немедленно, потому что Эдлман готов взяться за мой проект и выполнить все обязательства по контрактам. Если же Эдлман не получит подписанную тобой бумагу, которую я предлагаю, к четвергу, он не сможет возобновить работу над фильмом 19-го. К этому времени следует нанять десять человек. У нас в распоряжении, таким образом, два дня — вторник и среда. Если бумага не поступит вовремя, мы упустим Джека Бледсоу, и ты потеряешь миллион долларов. Это финансовый крах. Но я вынужден буду пойти на следующий шаг: если завтра к девяти утра ты не отступишься, как обещал, тебе останется вторая возможность: каждый день получать пакет с моим мясом, которое я буду кусок за куском отрезать от своего тела и посылать тебе. Я не шучу. У тебя не остается — ни дня на раздумья. Для моего фильма это вопрос жизни и смерти.

С приветом, Джон».

Второй документ был озаглавлен так:

«Поправка к соглашению по поводу выполнения Джоном Пинчотом обязанностей режиссера».

Он был написан рукой юриста и потому недоступен для нормального ума, но, похоже, призывал Фридмана уступить фильм Эдлману и оставить себе деньги, причитающиеся Джону.

Я вернул бумаги Джону.