Страж - Роберт Мазелло

С точки зрения Эзры, работа у него уже была — самая важная на свете.

Ксанакс действовал все более уверенно. Перспектива стала казаться Эзре не такой ужасной. Он настолько расслабился, что смог снова думать о работе — о том, чем намеревался заняться сегодня вечером. В доме все стихло. Насколько догадывался Эзра, отец и мачеха куда-то ушли, так что теперь ничто не могло ему помешать. Он встал с кровати и подошел к стеклянной двери. Открыв ее, вышел на маленький балкон. Далеко внизу задние огни машин на шоссе Рузвельта рассекали ночную мглу ярко-красной полосой, а над рекой в Квинсе был едва виден подсвеченный прожектором серебряный крест на колокольне.

Ночной воздух освежил Эзру. Он почувствовал, что готов взяться за работу.

Вернувшись в комнату, закрыл балконную дверь и плотно задернул двойные шторы. Он попросил Гертруду повесить в его комнатах такие шторы, чтобы внутрь не проникал дневной свет. Она тогда озадаченно посмотрела на него, но просьбу выполнила.

В той комнате, которую он превратил в кабинет, Эзра включил лампу над чертежной доской, встал на колени перед комодом, где хранились его детские игрушки, и открыл ключом верхний ящик. В ящике, среди комиксов и игрушечных самолетиков, лежал картонный тубус.

Эзра снял с тубуса верхнюю крышку и вытащил дешевые папирусные свитки, которые купил в магазине сувениров как раз перед тем, как покинул Ближний Восток. Верхним был папирус с изображением Анубиса, бога с головой шакала, который взвешивал на весах души умерших людей. Следующим был папирус с изображением Осириса, творящего землю и небо. Но Эзре был нужен третий свиток, лежавший под двумя первыми в отдельной целлофановой упаковке. Его он вытащил из тубуса с особой осторожностью. Первые два свитка он небрежно бросил на пол, а третий с душевным трепетом положил на чистую поверхность чертежной доски. Доска была наклонена всего на несколько градусов, так было легче работать.

Но Эзра знал, что работа далеко не всегда будет легкой.

Перед ним лежало то, что он украл из архива Еврейского университета: обрывки, полоски, кусочки свитка, которому было наверняка более двух тысяч лет. Некоторые фрагменты рукописи соединялись между собой, некоторые были разрознены, но все вместе они составляли то, что, на взгляд Эзры, являлось самой желанной и великой наградой для ученых, изучавших Библию. Другие свитки, найденные неподалеку от Мертвого моря, уже были собраны из фрагментов, переведены и прочтены без учета этого свитка. На самом деле существовал его перевод на эфиопский язык, датируемый четырнадцатым веком. Но эта версия, как полагали большинство ученых, за многие века была изрядно искажена церковными переписчиками, которых всегда пугал мистический и допускавший множество толкований первоначальный арамейский текст. Переписчики позволяли себе собственные толкования и выбрасывали из текста то, что их оскорбляло. Нет, до сих пор никому не представилось возможности собрать воедино оригинал, расшифровать и прочесть то, что на протяжении тысячелетий было известно под названием «Утраченная Книга Еноха».

Но с другой стороны, никто никогда не искал этот свиток среди древних фрагментов других рукописных документов — торговых счетов, брачных контрактов, деловой переписки. Именно там его обнаружил Эзра. Что это было? Недосмотр, халатность или что-то иное? Эзра часто размышлял об этом. Когда ему впервые позволили поработать с каталогом, он нашел эту драгоценность, можно сказать, посреди мусора. Неужели его просмотрели, пропустили, не увидели в этой куче малоинтересных документов (например, только в Каирской генизе[20]содержалось более пятнадцати тысяч документов, датируемых одиннадцатым — тринадцатым веками, и многие из них еще предстояло изучить)? Или, как подозревал Эзра, какой-то его предшественник спрятал свиток посреди других рукописей, но у него не хватило смелости украсть его и всем раструбить о своей находке? История науки изучения древних рукописей изобиловала такими случаями, и, может быть, отчасти именно поэтому Эзра не чувствовал себя таким уж преступником.

Он надел купленные в аптеке хирургические перчатки и бережно развернул самый большой фрагмент свитка. Но и этот обрывок имел длину не более восемнадцати дюймов и ширину всего около двух дюймов. Бледно-желтая бумага, ровно лежавшая на чертежной доске, цветом и текстурой походила на осенний лист, давным-давно вложенный между страницами книги. Судя по всему, свиток был папирусный, как большинство древних рукописей, но Эзра не был в этом уверен на все сто. Даже самые древние из найденных свитков порой представляли собой тончайший, как современная бумага, пергамент. Если бы Эзре не пришлось в такой спешке покидать Израиль, не пришлось бежать оттуда подобно ночному вору, он бы сумел воспользоваться соответствующей аппаратурой в Еврейском университете или в институте, чтобы определить, на каком материале записан этот текст.

«Ну разве это не еще один пример того, как проклятая бюрократия тормозит прогресс науки?» — подумал Эзра. Все это его просто бесило.

Однако не время было злиться. Это могло только помешать работе. Так или иначе, он имел полное право считать, что ему необычайно повезло. Сокровище было при нем, он мог тайно работать над ним. «Завтра, — подумал Эзра, — займусь, так сказать, починкой забора». Никаких других дел, которые были способны отвлечь его от главной задачи, у него не было. Если никто не будет мешать ему, он соберет из фрагментов и переведет утраченный свиток, в сравнении с которым, судя по преданиям, Книга Откровений читалась словно детская сказка.

Осторожно взяв еще один фрагмент свитка, Эзра положил его на стол и бережно расправил кончиками пальцев. Как все остальные обрывки свитка, он был покрыт убористыми строчками арамейского письма. Буквы были темнее, меньше и стояли теснее друг к другу, чем в более распространенных древнееврейских или греческих рукописях. Интересно, как этот фрагмент свитка с оборванными и разлохмаченными краями соединится с остальными и о чем он расскажет, будучи переведенным и помещенным в середину остального текста? Что он поведает о битве на небесах, о слове Божьем, об апокалипсисе?

Эзра придвинул краешек маленького фрагмента к более длинному, чтобы посмотреть, не соединятся ли они между собой, и вдруг что-то сверкнуло у него перед глазами, будто голубая искра. Кончики его пальцев кольнуло, как от удара током. Он резко откинулся на спинку стула и затаил дыхание.

Что это было?

Эзра поморгал, потер кончики пальцев. Болевых ощущений не было, но и приятного тоже было мало. Он почувствовал едва заметный запах паленого. У Эзры было такое ощущение, будто он только что прикоснулся к источнику электричества.

Когда субботним утром будильник зазвонил в семь тридцать, Картер сначала не понял — зачем? Ведь была суббота. Полусонный, он повернулся к жене и обнял ее под одеялом за талию. Но как только рука скользнула ниже, Бет сжала его запястье.