Гонка - Клайв Касслер

— Жаль, что вы выбыли из гонки.

— Я не выбыл из гонки. Но мне немедленно нужна новая машина.

Белл посмотрел на его жену. Она выписывает чеки. Неужели снова отправит мужа в небо? Эбби сказала:

— Умные парни в Нью-Хейвене экспериментируют с новым «безголовым» «Кертисом»; говорят, он очень хорош.

— У них лицензия от Бреге, которые делают отличные машины, — добавил ее муж.

— Но что случилось? — спросил Белл. — Почему он упал?

— Я слышал громкий звук. Потом мимо моей головы пролетел трос. Похоже, лопнуло уравновешивающее крепление. Крыло, оставшись без поддержки, сломалось.

— Как это крепление могло сломаться?

— Это какая-то загадка. Я хочу сказать, во французских машинах не бывает бракованных деталей. — Он пожал плечами. — Мои парни ищут причину. Но все это входит в условия игры. Без несчастных случаев не обходится.

— Иногда, — сказал Белл, все более убеждаясь, что несчастный случай с англичанином вовсе не случай. Он подошел ближе к обломкам, где Лайонел Раггз, главный механик «Фармана», снимал части, которые еще могли пригодиться. — Нашли лопнувший трос? — спросил он.

— Очень немногое, — ответил Раггз. — Машина ударилась так сильно, что остались одни обломки.

— Я о тросе, из-за которого произошло крушение. Баронет говорит, что слышал, как лопнул трос.

— Я выложил все тросы. — Он показал на тросы, лежавшие на земле. — Пока среди них нет лопнувшего. Это трос Рёблинга. Тот самый, что в кабелях, которые поддерживают Бруклинский мост. Их буквально невозможно разорвать.

Белл пошел посмотреть. Подошел помощник, мальчик не старше четырнадцати лет, и принес еще трос. Он удивленно рассматривал его конец, когда Белл спросил:

— Что у тебя здесь, сынок?

— Ничего.

Белл достал из кармана блестящий серебряный доллар.

— Но ты смотришь так, словно тебя что-то удивляет… вот, держи.

Мальчик взял монету.

— Спасибо, сэр.

— Почему не показываешь боссу?

Мальчик понес трос главному механику.

— Посмотрите-ка это, сэр.

— Положи к остальным, парень.

— Но, сэр. Вы только посмотрите, сэр.

Лайонел Риггз надел очки и поднес трос к свету.

— Будь я проклят!

Тут подбежал Дмитрий Платов. Он покачал головой, глядя на обломки «Фармана». Потом посмотрел на Эддисона-Сидни-Мартина, который прикуривал новую сигарету.

— Выжил? Повезло.

Белл спросил:

— Что скажете об этом, мистер Платов?

Платов взял крепление и стал разглядывать. На его лице отображалось все большее удивление.

— Странно. Очень странно.

Белл спросил:

— Что странного?

— Это алюминий.

Главный механик Раггз взорвался:

— Какого дьявола кто-то делал с этой машиной?

— Что вы хотите сказать? — спросил Исаак Белл.

Платов сказал:

— Такой быть не должно. Это — как вы говорите — слабый звено.

— Этот якорь на конце троса сделан из алюминия, — кипел Раггз. — А должна быть сталь. На этот трос приходятся тонны нагрузки, особенно когда машина резко поворачивает. И якорь должен быть по крайней мере не менее прочен, чем трос. Иначе, как говорит мистер Платов, получается слабое звено.

— Откуда это? — спросил Белл.

— Я видел, что такое используют. Но не на нашей машине, благодарю покорно.

Белл повернулся к русскому.

— А вы видели, чтобы алюминий так использовали?

— Алюминий легок. Алюминий в распорках, алюминий в рамах. Но уравновешивающий якорь? Только дураки. — Он протянул трос Лайонелю Раггзу, и его обычно добродушное лицо стало серьезным. — Того, кто это сделал, следует расстрелять.

— Если найду ублюдка, сам спущу курок, — пообещал механик.

Белл отправился на железнодорожную станцию, где в углу вагона-ангара Джозефины Арчи устроил полевой штаб. Здесь он просмотрел отчеты, поступающие по телеграфу, телефону и с посыльными Ван Дорна. Несмотря на раны, Гарри Фрост все еще был в бегах.

А точнее, пришлось признать Беллу, Гарри Фрост исчез.

Все больницы были предупреждены о возможности поступления раненого. Никто не отозвался. Возможно, сейчас Фрост умирал где-нибудь в канаве. Он мог прятаться где-нибудь на ферме на маршруте гонки. Или добрался до Бруклина, где за деньги гангстеры спрячут его и найдут медсестер и врачей, чтобы занялись его ранами. Он мог сбежать в сельскую местность округов Нассау и Саффолк. Или на север, на обширные малонаселенные охотничьи территории Лонг-Айленда, где владельцы огромных американских состояний охотятся с борзыми.

Белл позвонил в нью-йоркскую контору. Попросил прислать больше агентов с Манхэттена и из других мест, чтобы удвоить охрану железнодорожных станций, метро и пассажирских паромов. И разослал помощников детективов по больницам со строгим приказанием не ссориться, а просить о помощи. Сделав все, что мог, для охоты на Фроста, Белл оставил дюжину детективов с приказом не отходить от Джозефины, а сам на взятом напрокат «Пирсе» отправился в больницу Нассау в Миниоле, куда поместили Арчи.

В коридоре больницы у дверей операционной стояла в длинном плаще красавица Лилиан, девятнадцатилетняя жена Арчи; она приехала из Нью-Йорка. Ее поразительные светло-голубые глаза были сухими и внимательными, но лицо превратилось в маску ужаса.

Белл обнял ее. Он сам познакомил ее с Арчи, чувствуя, что эта единственная наследница овдовевшего железнодорожного магната принесет в жизнь его друга радость. Он оказался более чем прав. Эти двое обожали друг друга. Белл убедил ее сурового отца увидеть в Арчи того, кем тот был на самом деле, а не охотника за приданным. «Ты изменил мою жизнь», — сказал ему Арчи на свадьбе, где Белл был шафером. Как ни смешно, но за несколько лет до того Белл уже один раз изменил жизнь Арчи, уговорив его стать детективом Ван Дорна. Если бы он этого не сделал!

Поверх головы Лилиан он увидел, что из операционной вышел врач с серьезным лицом. Когда он увидел, что Белл обнимает Лилиан, его лицо отразило облегчение: возможно, то, что с ней друг, облегчит ему его задачу — сообщить, что ее муж умер.

— Здесь врач, — прошептал Белл.

Она повернулась к врачу.

— Говорите.

Врач медлил. Лилиан Осгуд Эббот стала для Исаака Белла младшей сестрой, которой у него никогда не было. Он забывал — она до того красива, что большинству мужчин при знакомстве трудно с ней разговаривать. Белл подумал, что в столь ужасных обстоятельствах врач не решается произнести слова, которые заставят ее плакать.