Цвет полевой - Владимир Скребицкий

среди всех присутствующих был власть имущим, а не книжником и представителем общественных организаций. Лик его не выражал ничего.

— Какие вопросы будут к товарищу? — промолвил председатель.

Возникла пауза.

— Значит, вы едете по научной линии, — произнес тот, которого я не успел разглядеть толком. — Ну, а в чем, собственно говоря, эта ваша научная работа состоять-то будет?

Таких бы вопросов побольше, подумал я и пустился в обстоятельное описание экспериментов, которые мы собирались поставить с французскими коллегами. Осветив первый раздел работы, я на секунду остановился, что было с моей стороны несомненной оплошностью, которой председательствующий не замедлил воспользоваться.

— Ну, хорошо, — сказал он, — с наукой понятно, но вот ваше общественное лицо нам как-то не вполне ясно. Вот товарищ, которая вас представляла, сказала, и в характеристике написано: "большая общественная работа". Но не понятно, какая именно, большая работа?

— Я — член редколлегии стенной газеты.

Председательствующий сделал удивленное лицо:

— И это — все? Это и есть большая общественная работа?

— Он у нас такие хорошие заметки пишет. У него литературные способности, — лепетала Антонина Михайловна.

— Да это-то на здоровье. Мы ничего против не имеем, только это не называется "большая общественная работа".

Председатель поднял глаза на остальных членов комиссии. Все согласно закивали: и тот, которому "до лампочки", и «доброжелатель», и тот, которого не разглядел… и только тот, что слева, не кивнул — ничто не переменилось ни в позе, ни в лице его. Так застывший на скале беркут не снисходит до того, чтобы вертеть головой, когда бесшумно появляется из-за уступа горный козел или с грохотом сходит с соседнего склона лавина. Все замечает он, ничто не ускользает от его внимания, зоркий и неподвижный, он ждет своего часа, своего мгновения.

— Он у нас еще разовые поручения выполняет. Вот, например, на прошлой неделе…

— Нет, это несерьезно, — безапелляционно сказал председатель.

Наступила отвратительная пауза. Я мысленно прощался с Парижем, как вдруг «доброжелатель», о котором я уже и думать забыл (о, маловерный!) бросил мне спасательный круг:

— Ну, я думаю, товарищ учтет наше пожелание усилить, так сказать, эту сторону дела.

— Конечно, конечно, — засуетился мой Вергилий, — обязательно, завтра же.

— Других замечаний нет? — спросил председатель, брезгливо поморщившись. — Рекомендуем.

Я думал, что он плюнет, но он этого не сделал. Через мгновенье мы были уже в предбанничке.

— Ну, видите, я же говорила, я же говорила, — щебетала Антонина Михайловна. — И вы молодец, Кирилл, очень хорошо осветили научную сторону. Я считаю, что это сыграло большую роль.

Да, думаю, сыграло это роль, как же.

— Ну, а насчет общественной работы, нам, действительно, надо будет подумать. Здесь они правы.

Ко мне подошла какая-то взволнованная девушка:

— Извините, что вас спрашивали?

И тут вдруг, стыдно сказать, я ощутил превосходство, превосходство над теми, кому было уже не суждено, к кому судьба повернулась спиной, кого оттолкнула безжалостно и несправедливо…

А так ли уж несправедливо? Может, и впрямь было за что? Меня же вот никто не оттолкнул, меня же рекомендовали. И в резонанс этому поднялось нечто совсем уж страшное: "Раз арестовали, значит, было за что. У нас просто так никого не арестовывают. Меня же вот…"

— Вас же вот и в Штаты приглашали, и в Англию. Теперь, наверное, поедете, раз уж пустили, — услышал я подле себя знакомый голос. Антонина Михайловна явно рассчитывала, что я довезу ее до дома и имела, скажем прямо, на то все основания.

Я бросил последний взгляд на дверь, за которой разбиваются сердца, и в следующий момент мы были на улице.

Фантазия на тему «Сказки о рыбаке и рыбке» А. С. Пушкина

Жил старик со своею старухой

У самого синего моря;

Они жили в ветхой землянке

Ровно тридцать лет и три года.

Старик ловил неводом рыбу,

Старуха пряла свою пряжу.

Раз он в море закинул невод,

Пришел невод с одною тиной.

Он в другой раз закинул невод,

Пришел невод с травою морскою.

В третий раз закинул он невод,

Пришел невод с одною рыбкой,

С непростою рыбкой — золотою.

Как взмолится золотая рыбка!

Голосом молвит человечьим:

«Отпусти ты, старче, меня в море,

Дорогой за себя дам откуп:

Откуплюсь чем только пожелаешь.»

Удивился старик, испугался:

Он рыбачил тридцать лет и три года

И не слыхивал, чтоб рыба говорила.

Отпустил он рыбку золотую

И сказал ей ласковое слово:

«Бог с тобой, золотая рыбка!

Твоего мне откупа не надо;

Ступай себе в синее море,

Гуляй там себе на просторе.

Скажем прямо, встреча эта не оставила старика равнодушным. И дело не только в том, что его поразило, что рыбка говорила человеческим голосом. (что. конечно, было само по себе необычно), но и то, что в этом маленьком хрупком существе почудилась ему какая-то неизъяснимая прелесть. Она была так очаровательно беспомощна, ее мольба о выкупе звучала так простодушно: «Откуплюсь чем только пожелаешь».

— Чем же ты можешь, радость моя, от меня откупиться? — думал старик, возвращаясь домой и с улыбкой, покачивая головой.

Все еще пребывая в благодушом настроении, продолжая улыбаться и покачивать головой, он рассказал всю эту историю старухе. Надо сказать, что хотя старуха была на три года моложе старика, но в свои 48 лет выглядела весьма опустившейся: растрепанные, сильно поседевшие волосы, сгорбленная спина, дряблая кожа, морщины; всегда раздраженный вид и брюзгливый назидательный тон. В рассказе о рыбке она не увидела ничего удивительного и реагировала только на слово «откуп», и на то, что старик — этот «дурачина, простофиля» — его не взял.

— Тебе бы только гулять к морю, да с золотой рыбкой болтать, а то, что у нас даже корыта приличного нет, это тебя не касается. Обо всем этом одна я должна думать! Отпустил он ее: плыви, гуляй в синем море, а старуха пусть гнется, пусть руки свои калечит — это не наше с тобой дело!

Старик и вправду устыдился и решил загладить свой проступок.

Вот пришел он к синему морю,

Стал кликать золотую рыбку.

Приплыла к нему, спросила:

Чего тебе надобно, старче?

Он изложил ей суть дела. Говорил, а сам продолжал любоваться ею. Любоваться и невольно мысленно сравнивать со старухой, какой она была тому назад 30 лет и 3 года, когда он посватался к ней.