Я тебя помню - Мария Зайцева

падает на грязный газон, где ещё не растаял снег. Над газоном «подсматривают» на пешеходную дорожку окна с решётками полуподвальных помещений. Не удивлюсь, если они тоже жилые.

Пиздец, безнадега.

Пару минут танцую у железной двери с кодовым замком. Ждать долго не приходится, какая-то женщина открывает, чтоб выйти, и я скольжу в общественный коридор.

Четвертый этаж, подъезд убитый… Да, мне в таких бывать еще не приходилось… Я же в центре все время жил, и сейчас живу, как-то на окраины не заносило… А тут, оказывается, тоже люди живут…

На стене, рядом с дверью квартиры — куча разномастных звонков, один из которых принадлежит Мищенко. Написано, что к ней звонить – пять раз. Ну я, не долго думая, звоню.

В принципе, готов к тому, что сейчас выйдет какой-нибудь бомжара, или , наоборот, старушенция, пропахшая кошаками, и выяснится, что никакой девушки Екатерины тут никогда не было… Хотя, фамилия у кнопки имеется, это уже обнадеживает.

Пока размышляю, открывается дверь и появляется она. Екатерина-Инесса.

Судя по верхней одежде, уже готовая идти на работу, она тормозит, изумленно глядя на меня сквозь свои окуляры…

И я торможу.

Охреневаю, потому что.

Глава 17

Глава 17

Блять, огромные сомнения у меня снова, что это Инесса! Ну не может человек в здравом уме такое на себя напяливать! Это явно с мозгами беда должна быть!

Ее внешка убивает сейчас больше, чем жутко стремный вид здания этого общежития.

Вырядилась так, что у меня всё падает к чёртям: и настроение, и челюсть… И то, что ниже.

Так и стою со всеми отвисшими частями тела, ошалело рассматривая странное существо на пороге и гадая, каким образом я вообще умудрился вчера опознать красотку Инессу… В ЭТОМ.

Лаборантка напялила какое-то странного блевотного цвета пальто, явно с мужского плеча, на ногах жуткие подкрадули, на фоне которых даже заправленные в голенища брючины смотрятся не так феерично.

Образ довершает портфель с ремнем через плечо, причем, ремень по цвету и стилю отличается от самого портфеля, явно помнящего еще молодость профессора Синицына, и неизменные огромные окуляры, через которые изумленно пялятся на меня стрекозиные глаза…

Шапка еще какая-то на башке, до самых бровей натянутая…

Пиздец…

Немая сцена продолжается, как мне кажется, долго, и первой ее прерывает лаборантка.

Подкусывает губы по-старушечьи, и сходство с Инессой пропадает окончательно.

Пожалуй, погорячился я насчет того, что не отстану… Может, похер на нее? Страшно чего-то стало, никогда не думал, что у меня такая психика нежная…

— Вы? Кирсанов… — заикаясь, булькает она растерянно, делая странное движение назад. То ли спрятаться хочет за хлипкой дверью своего гадюшника, то ли меня пригласить…

Блин, надо себя в руки брать и чего-то говорить, а то позорище же…

— Я решил вас проводить до работы, — улыбаюсь я, стараясь не сильно дрожать губами и прикидывая, что буду врать, если меня с ней увидят…

— Не стоит… — тихо бормочет она, вжимая голову в плечи, и пытается обойти меня на пути к лестнице.

Я топаю следом, продолжая разговор:

— Какая ты неправильная. Зачем Бехтереву обманула? Хотя я не удивляюсь, на самом деле…

— Из-за вашей глупости и наглости вы бы могли вылететь из института, — все так же тихо и безэмоционально бормочет она, чуть оборачиваясь через плечо. Приподнятое, потому что всё время пытается втянуть голову в плечи. — Это неправильно… Вы ошиблись, бывает. Каждый достоин второго шанса.

— То есть, ты меня вчера спасала, — фыркаю я.

На это она ничего не отвечает, все быстрее спускаясь по лестнице.

Ощущается, что лаборантка сильно на нерве из-за того, что позади иду. Не нравится ей это, плечи, вон, перекошены от усердия и желания скрыться поскорее.

Но я специально еще больше торможу, чтоб иметь возможность хоть как-то уловить её фигуру через слои чмошных тряпок. Тупая затея, если честно. Бесперспективная.

На улице лаборантка целеустремленно топает в проулок, я хвостом следом. Интересно, убегать будет? Правда, что ли?

Еще раз притормаживаю, осматриваю ее со спины.

Старуха, реально.

Бабка Мота одевается куда современней и молодежней.

Честно говоря, даже не думал, что в наше время есть такие кадры. Очень ее прикид напоминает персонажа какого-то древнего ситкома, закончившегося еще до моего рождения. Лапочка, жена Демона, упоминала и даже показывала героев. Она на их базе чего-то ваяла, что ли… Коллекцию, какую-то или заказ у нее был, не помню вообще. Так там тоже героиня вот такая ходила, стремная до жути. Потом, правда, ее преобразили, типа, за каждой неваляшкой скрывается красотка… Тупой мотив, да и нихрена у стилистов не вышло тогда. Как была девка страшнее ядерной войны, так и осталась…

Интересно, тут какой формат? Чего-то страшноватенько уже…

Но я не могу отступить, просто не получится, знаю себя. Наследственность такая поганая, до конца пойду.

Вот и иду следом за ней, самой странной бабой в моей жизни.

И прикидываю, что делать-то дальше? Как с ней разговаривать, если она… такая?

Лаборантка , между тем, сворачивает с проулка к точке общепита. Покупает булку и чай в бумажном стаканчике.

Выглядит отвратно… Собирается это жрать? Прямо здесь?

Реально, так и есть.

Встает у уличного столика на высокой ножке, дует на чай, кусает булку.

Подхожу ближе, смотрю на нее.

— Может, в кафе?

Что-то припоминается мне, как подобрал котёнка на улице. Такой же вид был больной и несчастный…

Она вскидывает на меня стрекозиные глаза, отпивает чай.

— Пойдёшь, Екатерина-Инесса? — давлю я ласково, — пошли, угощу тебя.

И придвигаюсь ближе…

— Кирсанов, пожалуйста! Не подходите ко мне!

Судорожно сжимает стакан, словно отгородиться пытается. Или защититься.

Боится, голодная, но гордая серая мышь…

Почему-то ее страх, так ярко транслируемый, мне кажется вкусным, хочется еще чуть-чуть попробовать. Вспоминаю, как держал ее вчера, к стене прижимал… Тоже боялась. А я кайфовал… Кит, да ты изврат? Новость, конечно… Но сопротивляться этому не хочу, поиграть хочу, раз она предлагает и подставляется.

— А что так? Никто не видит… — наклоняюсь еще к ней, так, что буквально дышу паром от ее чая, рассматриваю пристально.

Лаборантка замирает, холодные пальцы на стакане белеют. И взгляд такой… Вроде, и напуганный сверх меры, а в