Н. С. Хрущев. Воспоминания. Время. Люди. Власть. В 2 книгах. Книга 2 - Никита Хрущев

Возникали и другие вопросы подобного же характера, когда мы вдруг получили от Юдина тревожную телеграмму. Мы посовещались, и Президиум ЦК КПСС решил, что я должен вылететь в Пекин. Мы известили китайских товарищей и получили от них ответ, что нас примут. Это было в июле 1958 года. Со мной полетели, кажется, маршал Малиновский, потому что должны были обсуждаться военные вопросы, и заместитель министра иностранных дел СССР Кузнецов[51]. Летели мы туда инкогнито, без объявления о поездке в печати.

В Пекине на аэродроме нас встречали Мао Цзэдун, Дэн Сяопин, другие руководители Китая. Разместили нас в доме для почетных гостей. Большую часть времени мы проводили у бассейна. Там соорудили навес, где купался Мао и мы вместе с ним. Мы, конечно, не могли соревноваться с ним в плавании на дальность. Ведь Мао «побил» какой-то рекорд, как сообщили в китайской печати. Но о нем мы узнали позже, однако и тогда, сразу же, мы как пловцы «подняли руки» и сдались Мао, признав его первенство. Обычно мы лежали, как тюлени, на теплом песочке или на ковре и беседовали. Потом лезли в воду. Опять вылезали и грелись на солнышке. Беседы протекали у нас в довольно спокойном, дружеском тоне, несмотря на те резкие высказывания Мао, которые были изложены Юдиным в его телеграмме.

Насчет радиостанции Мао сказал: «Мы не можем принять ваше предложение. Китай столько лет все рассматривают как несуверенное государство. Это нарушает наш престиж, бьет по нашей суверенности». Я извинялся, как только мог: «Мы ни в коей степени не хотим нарушать ваш суверенитет или вмешиваться в ваши дела, внедряться в экономику Китая, вообще делать что-либо такое, что нанесет ущерб суверенности Китайской Республики». – «В таком случае предоставьте нам кредит, а мы построим вам радиостанцию». Я ему: «Так это самое лучшее. Пожалуйста, вот вам наше техническое руководство, наши чертежи, наши кредиты, наши поставки оборудования. Одним словом, дадим все, чтобы поскорее соорудить радиостанцию. Стройте!» – «Хорошо, – сказал Мао, – мы согласны».

Казалось бы, мы быстро решили вопрос к обоюдному удовлетворению. Задача, которая ставилась нашими военными, будет выполнена. На деле оказалось все не так. Строительство никак не начиналось, китайцами выдвигались все новые и новые условия, они искали всякие зацепки для проволочки. А после ухудшения наших отношений этот вопрос вообще был снят с повестки дня.

Приступили мы в бассейне к обсуждению и другого вопроса, и тоже о подводном флоте.

Согласно подписанному ранее договору, наши самолеты могли пользоваться аэродромами Китая. Теперь наши моряки поставили задачу о заходе ими в какие-то порты Китая для заправки наших подводных лодок и отдыха экипажей. Берег-то Китая большой, а мы, Советский Союз, находимся как бы на краю его берега, так что военные моряки и тут преследовали свои сугубо деловые цели. Однако китайцы опять выдвинули возражения престижного характера. Мао резко возражал. Я ему: «Товарищ Мао Цзэдун, я вообще тут не понимаю вас, это ведь в наших общих интересах». – «Нет, мы с этим согласиться не можем, это затрагивает наш суверенитет, мы тоже создаем свой подводный флот». – «Ну, что мы можем сказать? Если говорить о суверенитете, то давайте действовать на основе взаимности. К примеру, если вы хотите иметь свой подводный флот в Северном Ледовитом океане, то мы вам, пожалуйста, предоставим базу на нашей территории, а взамен будем иметь базу наших подводных лодок на берегу Тихого океана, на китайской территории». – «Нет, мы и с этим не согласны. Вооруженные силы всех государств должны быть расположены только на собственной территории. Ваше предложение оскорбляет и задевает нас, мы не можем с ним согласиться». – «Ладно, если так смотрите на дело, мы не хотим настаивать и обойдемся теми возможностями, которые у нас имеются. Станем укреплять дальневосточный флот. Мы хотим его перевооружить и значительно усилить, чтобы наш подводный флот был могучей силой на Тихом океане».

Опять мы затронули чувствительные струны государства, на территории которого долгое время господствовали чужеземные завоеватели. После этого я стал лучше понимать, чем руководствовался Мао в нашем разговоре. Да и вообще зря, видимо, обратились мы к Китаю с таким предложением. Если бы мы заранее знали, что возникнет такая реакция, то ни при каких бы условиях не вылезли с этим предложением, не стали бы создавать для себя трудностей и не обратились бы к Мао с просьбой. Но сделанного не вернешь. Я понимаю, что в подобных вопросах необходима большая щепетильность. Теперь-то я это обстоятельство особенно хорошо понимаю. Нельзя ущемлять национальное достоинство любой страны и любой нации. Существует суверенитет. Поступиться суверенитетом? Об этом можно говорить лишь при полном обоюдном согласии, да и то по возможности лучше избегать этого, если нет крайней необходимости, например опасности войны для договаривающихся сторон. Вообще вопросы суверенитета еще долгое время будут являться предметом разногласий в мире и наносить при их неожиданном всплытии чувствительный ущерб взаимному пониманию между отдельными государствами.

Со своей стороны Мао тоже однажды у бассейна затеял беседу такого характера: «Товарищ Хрущев, давайте подсчитаем сейчас соотношение сил империализма и социализма. Я занялся арифметикой и вычислил: Китай имеет около 700 миллионов населения, следовательно, сможет сформировать столько-то армейских дивизий. Советский Союз имеет 200 миллионов и сможет сформировать столько-то дивизий». Да, существуют известные нормативы, и его арифметика была более или менее правильной. Он прикинул обычным способом, сколько смогут поставить под ружье все социалистические страны. Затем начал считать, сколько дивизий смогут выставить США, Англия, Франция, прочие натовские страны. Получилось несравненно меньше. «Вот, – говорит, – каково соотношение сил. Поэтому чего нам бояться?»

Такие рассуждения соответствовали его прежней точке зрения, высказанной на международном совещании братских партий в 1957 году, когда Мао заявил, что для Китая потеря 300 млн человек, то есть половины населения, никакой трагедии не представляет. А теперь он опять подбросил тот же вопрос, подкрепляя подсчетами свой тезис, что войны нам не надо бояться. Он прямо не говорил, что вообще не нужно вести борьбу за мир. Но если поразмыслить, то его аргументация сводилась именно к этому. Мао ставил во главу угла не вопрос о мирном сосуществовании, а вопрос подготовки к войне с целью разбить в ней наших противников, какие бы большие потери она ни принесла социалистическим странам.

Я сказал ему: «Товарищ Мао Цзэдун, то, что вы подсчитали, всем известно. Но надо также иметь в виду, что арифметический подсчет был бы справедлив, если бы мы жили в другое время, когда войны велись врукопашную или холодным оружием: пиками, штыками. Раньше было так, что у кого больше дубинок, тот и с перевесом. Теперь же мы живем в иное время. Когда пулемет только-только появился, он сразу несколько уравнял силы; их соотношение затем менялось в пользу той армии, которая имела пулеметы в большем количестве. Когда затем появились танки и самолеты, соотношение сил вообще совершенно изменилось, и побеждал уже не тот, у кого больше населения, а тот, кто обладал лучшей военной промышленностью и мог обеспечить себя новым вооружением. Теперь мы имеем ракеты и ядерное оружие. Мировая война окажется ракетно-ядерной, а ракетно-ядерная война уравнивает все шансы. Одна бомба разметет несколько дивизий. Так что количество дивизий – это сейчас не признак силы, а, грубо говоря, человеческое убойное мясо. Поэтому мы иначе подходим к вопросам войны и не измеряем соотношение сил численностью населения.