Шум ветра - Владимир Сергеевич Беляев

вернусь, пока не узнаю, кто родится. Зайду к матери. Сережа».

Обратная сторона листка была исписана аккуратным мелким почерком, очевидно это была рука Катюши.

«Лучшая пища для младенца — молоко матери. В рацион матери должны входить сырые и вареные овощи, а также и фрукты. Из этих продуктов в материнское молоко войдут витамины и питательные вещества, необходимые младенцу. Кормить младенца удобнее, сидя на стуле так, чтобы была опора для спины и поясницы. Когда ребенка прикладывают к левой груди, под левую ногу ставят скамеечку, когда же к правой — скамеечку ставят под правую ногу. Перед тем как кормить малыша, надо перепеленать его и прочистить носик».

Этот листок лежал в синем конверте, на котором было написано: «Передать Марии Ивановне, проживающей в доме Пушкина». В этом же конверте лежала и другая бумажка, видимо какой-то больничный бланк, неосторожно примятый, исписанный крупными буквами. Почерк был тот же, что и на конверте, рука так же нетвердо держала перо, буквы прыгали то вверх, то вниз, и в некоторых словах были недописаны окончания. Надпись на конверте и записка на помятом бланке, несомненно, были написаны Катюшей в больнице перед родами.

«Если у меня родится сын, а я умру, назовите сына Александром. К.»

— Неужели с Катюшей случилось несчастье? — мелькнула тревожная мысль в голове Березова. — Но тогда бы рассказчица говорила совсем другим тоном. Видимо, все обошлось благополучно…

Доказательством этого была третья записка, найденная в конверте.

«Большое спасибо вам, дорогая Мария Ивановна, за все, что вы сделали и делаете для меня. Мне уже приносили мальчика, я кормила его грудью. Он весь сморщился и пищал от радости. Утром все наши девчонки толпились у окна, смотрели на своих мужей. Я тоже подошла и увидела Сережу. Когда вы склонились над моей постелью и погладили меня мягкой рукой, мне захотелось назвать вас мамой. Трудно произнести это слово, я решила написать, да, может быть, и записку не осмелюсь передать».

Больше ничего не было в синем конверте. И в других бумагах никаких следов истории про Катюшу.

Теперь ему стало ясно одно: Мария Ивановна была не кто иная, как сама рассказчица.

Сколько ни копался Березов в своих записях, ничего нового не мог он добавить к сказанному. Как же, в самом деле, узнать, чем закончилась эта история? Оставить все так и поставить точку? Или самому придумать конец? Нет, не годится ни то, ни другое. Раз эта повесть целиком взята из жизни, так пусть же сама жизнь и подскажет ее окончание.

И Березов решил непременно сойти с поезда и остановиться в тех местах, где жили герои повести. А разыскать их было совсем не трудно, у него в этом деле был надежный помощник — сам Александр Сергеевич Пушкин.

Березов предчувствовал, что ему удастся не только услышать окончание рассказа попутчицы, но и достоверно узнать, как сама жизнь довершила удивительную непридуманную повесть.

Он приехал в город в воскресный день часов в десять утра. На вокзальной площади подошел к милиционеру и спросил, как проехать к дому, в котором останавливался Пушкин. Милиционер охотно объяснил, и Березов без труда добрался до желанного места. С волнением подошел к дому с колоннами, остановился, огляделся кругом и отошел в сторонку, присел на скамью под старым зеленым деревом, чтобы собраться с мыслями, прежде чем приступить к розыску.

Отсюда был виден подъезд дома, ворота и двор. Во дворе гуляли дети, двое катались на трехколесных велосипедах, а трое гонялись за ними.

Вскоре к дому подошли женщины в легких цветных платьях, нарядные, как обычно одеваются рабочие люди в выходной день. Они, видно, шли с базара, несли в корзинках зелень и фрукты. Одна в желтом сарафане отделилась от остальных и легко стала подниматься на ступеньки подъезда.

— Пойдемте к нам в гости, подружки?

— А ну тебя! Дома что скажут? — крикнула чернявая бабенка в цветном красном платье. — Пошли на базар да и пропали!

— Мужики дома ждут. Да и ребята, — сказала другая в синем платье. — Не-забудь завтра пораньше на фабрику, к директору пойдем, пусть меры принимает.

— Приду, — сказала женщина в желтом сарафане, улыбаясь женщинам и поворачивая к ним красивое лицо с яркими жгучими глазами.

— Глянь, Катя, малец твой куда едет. В одночасье под машину угодит.

Юркий мальчик с русой головой, убегая от товарищей, вылетел на велосипеде прямо на тротуар, а потом на дорогу; мчался в азарте, раскручивая педали.

Катерина бросилась к нему, догнала, ухватилась за велосипед.

— Как тебе не стыдно, Саша. Сколько раз говорила, не смей выезжать на дорогу. Машина задавит.

Через минуту открылось окно на втором этаже, и молодой мужчина с загорелым лицом и белыми зубами налег грудью на подоконник и дружелюбно позвал:

— Сашуля! Иди, брат, завтракать. Мать полбазара принесла. Вишни, урюк, малина. Марш наверх!

— Сейчас! — крикнул мальчик, не двигаясь с места.

Мужчина исчез в окне.

Мальчик делился с ребятами вишнями, ему не хотелось расставаться с друзьями, он не торопился уйти.

Из окна высунулась седая голова старухи. Она посмотрела вниз, увидала детей, ласково побранила:

— Не надоело вам играть, озорники? Будет ужо! Иди домой, Александр Сергеевич. Иди-и!

Мальчик обернулся на зов старухи.

Березов поднялся с места, решительно шагнул к подъезду знаменитого дома с колоннами. Ему страшно захотелось остановить мальчика и погладить рукой по мягкой головке.

— Здравствуй, Александр Сергеевич!

Но мальчик не обратил внимания на его слова, вихрем промчался мимо и побежал в дом.

Беглец

Повесть

В поздний вечерний час в полумраке с шумом и грохотом проносятся поезда. Постукивают колеса, кричат гудки. Весело светятся окна вагонов, бегущих из темноты к желтой россыпи веселых огней большого города.

И вот уже впереди различается поднятое над высокими домами, ярко пламенеющее, неоновое слово «Москва».

На платформах вокзала обычная возбужденная толкотня. Пассажиры и встречающие спешат с чемоданами, сумками и рюкзаками. Идут разные люди: старые, среднего возраста, молодые и дети.

Затертый в толпе, движется мальчик лет двенадцати с сумкой на плече, в серой кепке, в клетчатой куртке. Напряженно смотрит по сторонам, идет, как в опасную разведку. Это Юра. Вид у него усталый и растерянный.

Людской поток медленно стекает с платформы, тянется в широкие двери вокзала, уплывает в подземные ямы метро и увлекает с тобой Юру.

На рассвете на Комсомольской площади усатый дворник, подметающий асфальт, увидел на скамейке спящего мальчугана в клетчатой куртке, остановился. Махнул рукой шагающему невдалеке дежурному милиционеру.

Дворник и милиционер остановились