Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

«Ты же уже сосала мой член, охотно глотала мою сперму и была от этого, блядь, счастлива…»

Никакой стыд меня не остановит. Я должна понять!

– Это… Это из-за того, что ты делал с моим ртом? Тебе противно?

Столь очевидного удивления на лице Чарушина я еще не видела. После разлуки уж точно. Мое предположение явно его ошарашивает. Мгновение он смотрит на меня, вообще не мигая, а после делает это как-то чересчур заторможенно. Натужно вдыхает и совершает несколько попыток, чтобы прочистить горло.

– Нет. Дело не в этом, – выдает, наконец. Выдыхает так же надсадно. – Блядь, конечно, не в этом.

Я не знаю: радоваться мне, или все же не стоит...

В груди все дрожит, будто утратило целостность и биологическую привязку. Разбросало по периметру, как после взрыва бомбы. И как собрать обратно – я не знаю.

Поэтому, наплевав на какие-либо границы, продолжаю допытываться.

– В чем же тогда? Скажи…

Чарушин матерится, раздраженно вздыхает и, заводя взгляд куда-то выше моей головы, сипловатым голосом сообщает:

– Просто я понял, что поцелуи – это когда про любовь. Не про нас.

Горячие пальцы на моей шее слегка сжимаются. Затяжной миг. И Артем, так больше и не взглянув, отталкивает меня в сторону. Подхватывая ящик с пивом, он идет к пирсу, где уже вовсю веселятся его друзья.

Мне становится так плохо, что возникает даже мысль убраться в противоположную сторону и идти до города пешком. Плевать, что ночь, и опасно. Мне настолько больно, что теряется то спасительное желание жить, которое я в себе с таким трудом развивала после трагедии прошлого.

Я едва дышу, едва справляюсь с внутренней тряской и раскинувшимся там же пожаром… Но в какой-то момент что-то будто щелкает, и я все же начинаю двигаться к пирсу. Чарушин, пока я добираюсь, уже прыгает в море. Другие парни и часть девчонок тоже. Остаемся лишь мы с Лией и Соня.

– Лиз, все в порядке? На тебе лица нет…

– Да… – быстро шепчу я. – Все хорошо, – и даже улыбаюсь сестре. – Дашь мне пиво?

– Ты же не любишь…

– Ну так, а ничего другого нет.

Вряд ли Соню устраивает такой ответ, но бутылку она мне все же протягивает. Только поднести ее ко рту мне не удается. В тот самый момент, когда сзади надвигается шумная толпа полуголых парней, кто-то выдергивает у меня ее из руки. Я даже не понимаю, кто именно это сделал, пока к спине не прижимается мокрое и обжигающее тело Чарушина.

В моей чертовой памяти точно слепки его наделаны. Узнаю моментально.

Крепкая широкая ладонь ложится мне на живот и, оказывая давление, усиливает контакт. Платье промокает, а кожа под ним принимается полыхать. Секунду спустя по ней стремительно сбегает дрожь.

– Не смей напиваться, – выдыхает Артем мне прямо в ухо. Внутри возникает тонкий, едва уловимый звон. – И выброси, на хрен, свои духи.

Жестко вжимаясь эрекцией мне между ягодиц, сминает пальцами платье. Мне даже кажется, что он собирается его прямо здесь задрать, но вместо этого он просто отходит.

Я и без того все еще сильно расстроена после нашего предыдущего разговора, так Чарушин взял и добавил жару.

Ему не нравятся мои духи… Они ему неприятны… Значит, сейчас ему неприятна вся я…

Пытаюсь сделать вид, что меня не задевает. Однако… Задевает, конечно! В который раз чувствую себя униженной. Безвкусной идиоткой. Вещи мои он, вероятно, так же презрительно воспринимает. А я ведь казалась себе такой стильной и красивой. Теперь же после его слов остатки уверенности теряю.

– Лизок, бери пиццу, пока совсем не остыла.

Я бы не взяла, но Лия попросту впихивает мне в руки большой ломоть на бумажной тарелке. Приходится есть, в то время как разрывает желание расплакаться.

– Короче, смотрю, этот тип все-таки прискакал… – машинально вслушиваюсь в беззаботную болтовню Шатохина. – Не собирался особо его кошмарить… Так, думаю, пару фофанов, чтобы в башке прояснилось… А он выходит из салона с битой! Ну, естественно, у меня забрало и упало. Хорошо, Бойка рядом… Иначе, клянусь, размазал бы его по асфальту, как нутеллу.

– Фу-у-у… – протягивает кто-то из девчонок.

– Хочешь сказать, Бойка тебя стопорнул? Бойка?! – изумляется Фильфиневич.

– Отвечаю, – режет в ответ Тоха. – Он реально изменился.

– Что с нормальными людьми любовь делает! Это ж просто охренеть!

Последнего комментатора по голосу не распознаю. А смотреть не хочу. Пытаясь игнорировать Артема, пялюсь то на блестящее в темноте море, то на слепящие звезды.

– Ты замерзла? – шепчет Лия. Поймав мой взгляд, добавляет: – Трясешься.

– Немного.

– У меня в машине пиджак есть. Сходить за ним?

– Нет-нет, – спешно отказываюсь, не желая ее гонять. – Не настолько мне холодно.

И вовсе эта дрожь не от холода. Только начало сентября. Ночи еще достаточно теплые. Ребята вон в море купаются. И я могла бы… Нет, не могла бы. Слишком сильно боюсь.

– Как вам начало года? Мне одному кажется, что без мрачного папаши Бойки как-то спокойнее? – припоминает Фильфиневич бывшего ректора и, собственно, основателя и владельца всего академгородка.

– Боже, ну какой же придурок… – ругается неожиданно Лия. – О покойном либо хорошо, либо никак.

– Это тебе твоя чокнутая бабка сказала? – парирует парень столь же резко.

И потом… Они смотрят друг на друга так, словно готовы ввязаться в драку.

– Ты так бесишься только потому, что не нравишься ей?! Говорил же, что тебе похрен!

– Так и похрен!

– Так и да! Ага, ага…

– Иди, причешись, ведьма.

Я охаю. Но Лия не сдается. Ехидно смеется, будто его замечание ее совсем не трогают.

– Чтоб стать похожей на тебя, сахарный мальчик? Ну, уж нет! Лучше смерть!

Отошедшие от шока ребята взрывают воздух хохотом.

– Скорей бы! – выдает тем временем Фильфиневич.

Я его таким злым еще никогда не видела.

– Господи, Дима… Не надо так, – не выдерживаю и вмешиваюсь я.

Не понимаю, почему остальные молчат.

– Ой, да пусть болтает! Я на него вообще куклу вуду сделала. Перед сном обряды провожу.

– Что ты сказала? Какую куклу?

– Филя, ша, – тормозит его Чарушин.

Приобняв за плечи, удерживает на месте, тогда как тот уже готов был ринуться к Лии. В этот же миг наши с Артемом взгляды пересекаются, и внутри его глаз появляется что-то новое. Не такое агрессивное, как то, что он выдавал прежде. Нечто чувственное, ласковое, почти нежное… И как мне не отзываться? В груди все тотчас сжимается и рассыпается искрами.