Здесь все взрослые - Эмма Страуб

– У тебя нет меня, по-настоящему.

– Как нет, а это что? – Он наклонился вперед и принялся целовать ее в шею.

– Но у тебя еще есть Кристен.

Джереми выпрямился.

– Перестань, Порт.

– Я же тебе сказала, я кое о чем думала. Ты несчастлив в браке, а я-то, блин, здесь! Ты всегда говорил, что не против, если я кого-то найду. Так вот, я нашла. Тебя. Хватит заниматься херней, Джереми. Я хочу детей, пока не поздно, а от кого мне их завести, как не от тебя?

Только у Джереми уже есть дети. И много лет назад, когда младшему исполнилось четыре, он сделал вазэктомию. Вот и все, она провела черту, черту из собственных желаний и огорчений, а пересечь ее он не хотел (или не мог). Они пошли в номер, был секс, два раза подряд – как взаимное признание того, что такого хорошего секса у них ни с кем другим никогда не будет. Потом уже не было встреч в гостиницах, посиделок в хорошо освещенных барах далеких городов, легкого утреннего траха в ее сарае, когда спиной она елозила по зернистым доскам. В расставании с человеком, с которым ты не в браке, есть плюс: отношения исчезают, как сигаретный дымок. Ни тебе адвокатов, ни совместно нажитого, ни книг или дисков, которые надо раскладывать в две стопки. И Портер стала жить дальше. Стала встречаться с мужиками, на которых ей плевать. Отсекла Джереми одним махом – и правильно. Как он тогда сказал? Еще не время. Когда они познакомились, они были слишком молоды, она еще не созрела. А когда созрел он, появилась Кристен, у Кристен с рождения имелся список исполняемых желаний, а любимая форма – бриллиант. К ювелирным изделиям Портер всегда относилась с прохладцей. Самое худшее во взрослении – когда понимаешь: мир несправедлив, никакой невидимой руки, исполняющей твои желания, нет. Есть только интернет и твой выбор по той или иной дурацкой причине, которая выглядит сносно в данную минуту, когда перебрала на вечеринке или вдруг затосковала, а кто-то поблизости тоже затосковал. Да кто из нас не тоскует?

Рэчел протянула руку, и Бу-Бу снова ее лизнула, ничего не нашла, махнула хвостиком и с блеяньем убежала, словно предупреждая подруг – от этих двух круглых человеков ждать нечего. Рэчел кашлянула, засмеялась.

– У тебя тут людской туалет есть? Я, похоже, штанишки промочила.

– Сюда. – И Портер повела подругу в дом.

Здание клэпхэмской средней школы напоминало кирпичную крепость. Впереди – зеленая лужайка, флагшток, парковка. Школа Сесилии в Бруклине была непримечательной, но по-своему: гомон, столпотворение, все разные, будто из тысячи стран; огромные порции несъедобной жрачки. Ей еще предстоит найти центр, в котором пересекаются окружности этих двух школ, составить диаграмму Венна. Шкафчики в раздевалке? Коридоры? Список не длинный. Она заходила в здание школы только однажды, с Астрид, для так называемой ориентации нового ученика, часовой тур для нее провела болтливая семиклассница Кимберли. Неужели в школах не понимают, что знакомство со школой лучше всего доверить человеку, который не сильно заморачивается, не превращает эту процедуру в цирк? Кому охота, чтобы на него показывали пальцем? Человеку в разгар пубертации нужно одно: спрятаться за большим камнем, и пусть луч прожектора светит в другую сторону.

Август сказал ей, что школьный автобус сначала останавливается около его дома, а уже потом едет ближе к ней, и, вполне возможно, он будет сидеть в автобусе – зависит от родителей. Мысль о том, что они могут подружиться, Сесилия старалась упрятать подальше. Скорее всего, говорила она себе, его в автобусе не будет, она это переживет, просто сядет на свободное место, рядом с девчонкой, которая ей улыбнется, с любой, лишь бы улыбалась. Не надо, чтобы во весь рот, просто сложить губки полумесяцем. Это ничего не значит. Подумаешь, автобус.

В ее старой школе занятия начинались только через неделю, и Сесилия следила за жизнью бывших подруг через Снэпчат или Инстаграм. Кто-то вел в Сети двойную жизнь, ринста и финста, придуманные странички и настоящие. Одни для родителей, где дети пишут о школе, о новой прическе, о милых собачках на улице, и другие – там больше обнаженного тела и реальных подростковых несчастий. Катрин забанила ее на обеих своих страничках, но какие-то второстепенные подруги в их группе остались, и до Сесилии доходили обрывки ее прежней жизни. Соня постриглась и выкрасилась в розовый цвет. Мэдди постит сэлфи, на которых все больше дуется, не иначе как расплевалась со своим парнем, любителем потрогать, в коридоре он предлагал всем девицам погладить их по спине, а потом его рука как-то незаметно подбиралась к сиськам. Сесилию так и подмывало что-то написать, а вдруг Катрин ответит, тогда в земле разверзнется дыра, в которую придется прыгать. Ее и так вся эта история уже достала в каком-то смысле, хотя она и знала, что по большому счету (рассказала родителям, родителям Катрин, их учительнице) поступила правильно. Да только иногда «правильно» не канает.

Буля согласилась остаться дома и не провожать ее до автобуса, Сесилия увидела ее в окне, и Астрид тут же спряталась за занавеской. Автобус после трагической истории явно освежили – выкрасили, яркие черно-желтые буквы так и сияли, будто не успели просохнуть. Дверцы открылись, и возникла тощая женщина с бледной кожей, волосы цвета вороньего крыла и такие же влажные, как черные автобусные буквы. Видно, что она нервничает – тут удивляться нечему. Наверное, непросто занять место, которое только что освободил дорожный убийца, хотя прежние требования к водителям были явно ниже плинтуса.

– Посадка окончена, – объявила женщина.

– У меня сегодня первый день, – сообщила Сесилия.

– У меня тоже, – ответила водитель, скривившись в подобии улыбки.

Может, сесть прямо рядом с ней? Сесилия знает, как переключать передачу – в музее транспорта детям позволяют сесть на место водителя.

Сесилия легонько взбежала по ступеням, стараясь выглядеть небрежно и уверенно. Надо прикинуться человеком, каким она хотела бы видеть себя со стороны. Тут ее никто не знает, вот пусть и думают, что она в себе уверена. Нет, врать или изображать из себя неизвестно что она не собирается. Тем не менее надо показать, что ты уверена в себе – иначе не выжить. Так у безвредной змеи на коже есть те же самые отметки, что и у ядовитой. Автобус был заполнен наполовину, и все сразу уставились на нее. Сесилия быстро просканировала ряды – лица все до одного угрюмые. Девчонки оглядывали ее с ног до головы, впитывали мельчайшие детали, мальчишки таким же рентгеном просвечивали ее лицо и тело, каждый взгляд давил на нее тяжелым весом – и тут она увидела, что с заднего сиденья ей машет Август.

– Слава тебе господи, – пробормотала Сесилия, добравшись до последнего ряда.

Корочка льда, какую она держала усилием воли, тут же растеклась в лужицу облегчения.

– Ну, добро пожаловать в ад. Здорово здесь, да? – Он протянул ей булочку. – Отец пек.

Сесилия перетащила рюкзак на грудь и плюхнулась на сиденье рядом с Августом.

– Мои родители не пекут. Как-то пытались делать миндальное молоко, потом дрожжевой хлеб, держали его в холодильнике, но нормальной выпечкой, с маслом и сахаром, не увлекаются.