А что там в Брюгге? - Юлия Родионова

тоже выдохнули. А Василиса все-таки спросила: «А Божественный флорентиец? А мост?»

— Зануда, — только и ответила племяннице тетка. — У меня они пока никуда не встраиваются. Я понадеялась, что вы про них забудете.

— Микеланджело, — сказала Мура. Не вопросительно. Утвердительно. Мы знаем, что это про него сказано. А про мост бабушка что-то интересное рассказывала. Капочка, не помнишь?

Капочка подняла свою беленькую головку и прошелестела: «Мостом бабушка какой-то город называла».

— Город-мост? — изумилась Александра Сергеевна. — Есть, над чем подумать. Хорошо, а что вы нашли в этой вставке? Может это нам поможет? — обратилась она к старушкам.

— По сути, то же, что и вы, — ответила Мура, задумчиво глядя на старинные листы книги. — Правда, мы еще нашли здесь герцога какого-то. Точнее, не мы с Капочкой нашли, а бабушка нам его показала и про него рассказывала. Мы, к сожалению, ничего не запомнили. Маленькие были, да и не сильно это нас интересовало.

— С герцогом как раз проблем нет. Это Филипп III Добрый — герцог Бургундский. Книга ему принадлежала. Вот он сам изображен. В черном. Плюс в названии книги девиз ордена Золотого руна, который основал этот самый Филипп. И во вставке указано, что ««Я — книга учтивого рыцаря. Великого герцога Запада». Так себя называл этот герцог. Видите, эти слова здесь, в маргиналиях, — и Александра Сергеевна указала пальцем на искусно спрятанные слова. — Плюс здесь же, во вставке, девиз самого Филиппа «Non Aliud» — Иного не желаю. Так что все то, что красиво и ярко написано и нарисовано, подтверждает, что книга именно Филиппа III. А вот то, что выдавлено пером, может относиться к Филиппу, а может и нет.

— Интересно, — Мура задумчиво погладила рукой книгу, — мы столько лет владели этой книгой и столько раз ее рассматривали, а ничего про герцога Запада не увидели. Вообще этих слов не находили.

— Ничего, ничего, далеко не все такие умные и внимательные, как мы, — успокоила ее Александра Сергеевна и улыбнулась. — Ну попробуйте еще что-нибудь вспомнить, вдруг получится?

— Были те же рыцари с гербами, младенец, Мария, храм, мост. А! Было еще одно слово, только странное какое-то. И я не помню, где оно было написано. И что за слово, тоже не вспомню. Но это точно была не латынь. Вроде это был немецкий. По крайней мере, очень похож на немецкий. Капочка, не вспомнишь?

Капочка покачала головой и Мура развела руками, как бы говоря: «Уж простите нас, старушек». Александра Сергеевна тяжело и укоризненно вздохнула. Василиса тут же решила, что, если бы старушки учились на курсе у ее тетки, не миновать им двойки за семестр, а то и пары-тройки ударов розгами, вымоченными в рассоле.

Александра Сергеевна с Василисой просидели со старушками до самого вечера и только потом всполошились, что могут не успеть на поезд. Выпросив у сестер книгу на неопределенное время и, пообещав звонить, как только что-то новое узнают, московские гостьи отбыли на вокзал.

***

Тем не менее день пира приближался, а с ним празднества и турниры. Лилль был украшен и даже чист. За неделю до события на площади был зачитан указ герцога, в котором под страхом смертной казни запрещалось выливать помои из окон, велено было отмыть от смрадной вони мостовую у домов, повелевалось ходить нарядными и не сквернословить. Город как будто вздохнул и расцвел, запах нежностью распускающейся мимозы, замер в волнующем ожидании праздника.

С начала недели в герцогский замок стали съезжаться гости. Все сплошь благородные и достойные рыцари святейшего Ордена Золотого руна. Прибыли и герцог Клевский и доблестный, не ведающий поражений на поле брани лорд Ланнуа и прославленный Рейно II Ван Бредероде и множество других, не менее прославленных и отважных рыцарей, с гордостью несущих свой меч во благо Господа.

Да, этот праздник должен был войти в историю, как справедливо заметил учтивый Давид Обер — придворный летописец и переводчик. Он не преминул указать на это Его Светлости Филиппу Доброму.

Герцог оправился от своей тяжелой болезни, но еще долгое время оставался бледен и хмур. Преданнейший граф Лодевик неоднократно осведомлялся у Его Светлости, так ли необходим предстоящий пир и не послать ли все к дьяволу, а после удалиться в Брюгге, где спокойно и нет этой праздничной суеты. Филипп же оставался неумолим: «Праздник состоится во чтобы то ни стало». И он состоялся!

Такого христианский пир еще не знал.

Невиданные ранее никем декорации украшали сцену. Здесь были: модель гигантского корабля, груженого товарами, небесный замок с башнями, над шпилями которых развевались знамена лучших из лучших, густой индийский лес, кишащий диковинными зверями. Герцог и сам был готов поверить в существование этих невозможных, богопротивных тварей, если бы со слов устроителей пира не знал, что под звериными, мерзкими шкурами скрываются шуты и шутихи из придворного театра. Вдали белым призраком возвышалась церковь, и стеклянные окна ее блистали в лучах осторожного еще февральского солнца. С правой стороны помоста раскинулась безлюдная пустыня, в центре которой страшный тигр замер в смертельном поединке с огромной змеей. На помост всходил и спускался с него великан-сарацин, ведя за собой, как ручную собачонку, огромного слона. Ветряная мельница, на крыше которой сидела деревянная сорока, вызывала всеобщее ликование и восхищение. По ней можно было сколько угодно стрелять из луков и арбалетов.

Но никто доселе не придумывал того, что придумали неутомимый граф Лодевик и распорядитель пира — восхитительный Оливье де ла Марш: исполинских размеров пирог, разместившийся на столе. Пирог был не просто гигантским, — в этом не было бы ничего удивительного. В пироге помещались двадцать четыре музыканта, играющие по очереди на разных инструментах! Все поражало и услаждало взор: и сам Оливье де ла Марш, переодетый в белые женские одежды, олицетворяющий собой Святую непорочную церковь и поющий жалобную песнь-прошение встать на защиту христианской добродетели рыцарей Ордена Золотого руна, и прекрасные дамы, одетые скромно, но почтенно, изображающие те самые добродетели, и нечестивые грешники, преклоняющие головы пред Белой Церковью. Все было великолепно и заслуживало того, чтобы об этом пире сложили легенды.

А яства! Они были бесподобны. Доброе вино лилось из бочек. Горы блюд возвышались на столах. Золотая, серебряная посуда, хрустальные сосуды, украшенные драгоценными камнями.

Несколько раз перед троном герцога проносили живого фазана с тяжелой золотой цепью на шее. Этого-то фазана и предстояло запечь, чтобы после над ним произнести клятву Богу и Святой деве, затем дамам и фазану пойти войной на турок для спасения церкви. Все произошло в точности. Молодая девушка вскоре поднесла на золотом блюде великолепнейшего