Я приду плюнуть на ваши могилы - Борис Виан

— Не холодно?

— Нет, — сказала она. Она вздрогнула, и от этого пришла в еще более дурное расположение духа. Мне подумалось, что она устраивает нечто вроде сцены ревности, но мне надо было заниматься машиной, и я не мог уладить дело быстро, потому что в моем распоряжении были только слова, поскольку она выказывала столь явно свою неохоту. Я оторвал одну руку от руля и порылся в ящике для перчаток. Вытащил бутылку виски и положил ей на колени. Там же в ящичке был стаканчик. Я взял его и положил рядом с бутылкой, а потом закрыл ящик и повернул ручку радиоприемника. Мне следовало подумать об этом раньше, но я решительно был не в своей тарелке. Меня тревожила мысль, что дело еще впереди. К счастью, она взяла бутылку, открыла ее, потом наполнила стакан и выпила его залпом. Я протянул руку. Она наполнила стакан еще раз и опять осушила его. И только теперь налила мне. Я не ощутил, что выпил, и вернул ей стакан. Она положила все в ящик, немного расслабилась на своем сиденье и расстегнула две пуговицы пальто. На ней был весьма короткий костюм с длинными отворотами жакета. Под ним прямо на голое тело был надет лимонного цвета пуловер, и ради своей безопасности я упорно старался смотреть прямо на дорогу.

Теперь в машине пахло ее духами и спиртным, немного сигаретами, и это был именно тот запах, что ударяет прямо в голову. Но я не опустил стекла окон. Мы по-прежнему молчали; это длилось еще полчаса, а потом она открыла ящик и выпила еще два стакана. Теперь ей стало жарко, и она сняла пальто. И когда она при этом наклонилась в мою сторону, я слегка нагнулся и поцеловал ее в шею, как раз возле уха. Она резко отодвинулась и обернулась, и посмотрела на меня. А потом взорвалась смехом. Думаю, виски стал оказывать на нее действие. Я проехал еще пятьдесят миль, а потом пошел, наконец, в наступление. Она опять выпила виски.

— По-прежнему не в форме?

— Порядок, — проговорила она медленно.

— Никакого желания ехать вместе со стариной Ли?

— О, все в порядке!

— Никакого желания увидеть сестричку?

— Не говорите мне о моей сестре.

— Это милая девушка.

— Да, и хорошо трахается, не так ли? У меня от этого перехватило дыхание. Кто угодно другой мог бы сказать мне такое, и я не обратил бы на э то внимание, — Джуди, Джики, Би Джи, но не Лу. Она видела, что я онемел, и так засмеялась, что поперхнулась. Когда она смеялась, видно было, что выпила.

— Разве не так говорят?

— Да, — подтвердил я. — В точности так.

— Разве не этим она занимается?..

— Не знаю. Она опять рассмеялась.

— Не стоит труда, Ли, знаете. Я уже не в том возрасте, когда верят, что можно заиметь ребенка от поцелуя в губы!

— Кто говорит о ребенке?

— Джин ждет ребенка.

— Вы больны?

— Уверяю вас, Ли, не тратьте силы. Я знаю то, что знаю.

— Я не спал с вашей сестрой.

— Спали.

— Я не делал этого, и даже если бы делал, она не ждет ребенка.

— Почему она все время плохо себя чувствует?

— Плохо она себя чувствовала и у Джики, однако я не сделал ей ребенка. У вашей сестры чувствительный желудок.

— А остальное? Не такое чувствительное?

Потом она обрушила на меня град ударов. Я втянул голову в плечи и нажал на акселератор. Она колотила меня изо всех сил; это не так уж сильно, но все же чувствительно. Недостаток мускулов она компенсировала нервной энергией и хорошей подготовкой на корте. Когда она остановилась, я встряхнулся.

— Вам лучше?

— Мне очень хорошо. А Джин, ей потом было хорошо?

— Потом?

— После того, как вы ее натрахали?

Она, безусловно испытывала большое удовольствие, повторяя это слово. Если бы в этот момент я сунул руку ей между ног, уверен, мне пришлось бы вытирать ее.

— О, — сказал я, — она уже этим занималась! Новый град ударов.

— Вы грязный лгун, Ли Андерсон.

После этой атаки она задыхалась, а смотрела по-прежнему на дорогу.

— Думаю, что предпочел бы трахать вас, — сказал я. — Мне больше нравится ваш запах, и волосы на лобке гуще. Но Джин трахается хорошо. Я буду сожалеть о ней, когда мы от нее избавимся.

Она не шелохнулась. Слушала это, как и остальное. У меня же перехватило в горле, и, словно в озарении, я вдруг начал понимать.

— Сделаем это сейчас же, — прошептала Лу, — или только потом?

— Что сделаем? — прошептал я.

Ей было трудно говорить.

— Вы будете меня трахать?.. — сказала она так тихо, что я скорее понял, чем услышал, что она говорит. Теперь я был возбужден, как бык, мне от этого было почти больно.

— Сначала надо убрать ее, — сказал я.

Я сказал это только, чтобы увидеть, по-настоящему ли она в моих руках.

— Я не хочу, — сказала она.

— Вы так дорожите своей сестрой, да? Да вы просто струсили!..

— Я не хочу ждать…

На свою удачу, я увидел заправочную станцию и остановил тачку. Мне нужно было подумать о чем-то другом, иначе я потеряю хладнокровие. Я остался сидеть и сказал типу со станции, чтобы он заправил машину. Лу повернула ручку дверцы и выпрыгнула на землю. Она шепнула что-то парню, и он указал ей на какое-то строение. Она удалилась и вернулась через десять минут. Я тем временем указал парню на шину, которую надо было подкачать, и заказал ему сэндвич, который не смог съесть.

Лу села на свое место. Я заплатил парню, и он вернулся к себе досыпать. Я завел машину и понесся сломя голову; так мы ехали еще часа два. Лу не двигалась. Казалось, она спит; я совершенно успокоился, и вдруг она потянулась, открыла ящик и на сей раз выпила три стакана один за другим. Теперь я не мог взглянуть на нее, не возбуждаясь. Я пытался продолжать вести машину, но, проехав еще десять миль, остановил тачку на обочине. Была еще ночь, но уже чувствовалось приближение рассвета; ветра в этих краях не было. Кругом рощицы, кусты. Что-то около получаса назад мы проехали какой-то город.

Я нажал на тормоза, хлебнул из бутылки и сказал ей, чтобы выходила. Она открыла дверцу и взяла свою сумку, я пошел за ней; она двинулась в сторону деревьев и остановилась, не дойдя до них, попросила у меня сигарету; я оставил сигареты в машине. Я сказал ей, чтобы подождала меня; она стала рыться в сумке, ища их, но я уже пошел к машине, почти побежал. Я взял и буиылку тоже. Она была почти пуста, но у меня было еще в багажнике.

На обратном пути мне трудно было идти, и я начал расстегиваться, еще не дойдя до нее; в этот момент я увидел вспышку выстрела револьвера и тут же почувствовал, что мой левый локоть словно раскололся; рука моя повисла вдоль туловища; если бы я не расстегивался, то заполучил бы эту штуку прямо в легкие.