Лысая гора - Сергей Головачев

Беркуты приглядываются: с одной стороны, вроде, похож, с другой стороны, вроде, нет.

– Я в бога верую, – умоляет он.

– В какого бога? – уточняет второй беркут.

– В нашего, – показательно крестится Димон-А.

– А ну, помолись, – не отстаёт первый беркут.

– Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, – с благостным видом начинает Димон-А читать молитву, но забыв дальнейшие слова, тут же её заканчивает, – и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.

– А разве бог может ввести в искушение? – спрашивает его второй беркут, привыкший всё подвергать сомнению и дедуктивному анализу. – В искушение вводит совсем не бог.

– А кто?

– Тебе это, видимо, лучше знать! – взмахивает крыльями первый беркут и клюёт Димона-А в печень, – кто вы такие, признавайтесь!?

– Каменщики, – раскрывает он страшную тайну.

– Кто? – не понимает беркут.

– Каменщики, – повторяет Димон-А, с ужасом понимая, что теперь за раскрытие тайны его ждёт неотвратимое возмездие.

– Какие вы на… каменщики! – звереет беркут и клюёт его в ягодицу.

– Вольные, – успевает ответить Димон-А.

И в этот момент – бабах! – его накрывает волна. На лице его появляется блаженная улыбка, которая, как маска, теперь надолго прилепится к нему.

– О-о-о, – сладостно стонет Димон-А и подставляет для удара другую ягодицу. – А теперь сюда… если можно, – умоляет он другого беркута с улыбкой на лице.

– Пожалуйста, – выполняет его просьбу другой беркут.

– Какие хорошие вы беркуты! – восхищённо произносит Димон-А.

И тут его накрывает вторая волна, которая окончательно сносит ему крышу. Он видит у себя над головой два облачка, похожие на рыбок, плывущие в противоположные стороны, и тут же начинает с воодушевлением восклицать:

– Беркуты! Наши доблестные защитники! Братья наши меньшие! Блин, как я вас всех люблю! Бог дал нам любовь! Самое прекрасное на свете это любовь! Любовь живет в каждом из нас! Любовь помогает нам прощать! Нужно всех прощать! Я вас прощаю!

– Ты чё, совсем сдурел? – недоумевает первый беркут.

– Ну его! Брось! Пошли отсюда! Не видишь, он не в себе, – торопит его второй беркут.

– Да, – соглашается с ним первый беркут, – на сатанистов они вроде не похожи. Неувязочка вышла.

Беркуты покидают полуразрушенное здание бывшей пожарной части, садятся в джип и уезжают.

Как только беркуты уезжают, полуразрушенное обгоревшее здание пожарной части без окон и дверей прямо на глазах Димона-А превращается в величественный храм с двумя колоннами перед входом.

Над одной из колонн сияет солнце, над другой – до сих пор ещё серебрится прозрачный серп луны. При этом небо над головой Димона-А становится ещё голубее, трава под ногами – ещё зеленее, а лицо его – самым счастливым на свете.

Вселенское счастье охватывает его. И безмятежный покой. И ощущение божественности всего происходящего. Он садится на придорожный валун, который превращается под его задницей в трон, и отрывисто говорит:

– Я понял. Теперь я все понял. Я в раю. Это рай.

– Димон, ты чего? – спрашивает его приятель, потирая ушибленный бок.

Димон-А его будто не слышит. Он на своей волне.

– О, как я счастлив. Мне ни от кого ничего не нужно. А сам я могу дать всё. Мне кажется, я – бог.

– Это в тебе сейчас кто говорит, ты или твоя нежить?

– Это говорю тебе Я.

– А кто ты? – с улыбкой интересуется О`Димон.

– Я тот, кто я есть, – величаво отвечает Димон-А.

Он с неудовольствием замечает, что одна из белоснежных колонн дворца обезображена чёрным граффити, а на другой намалёвана уже знакомая ему смешная рожица с двумя крестами вместо глаз и с высунутым языком.

– Три-три, – говорит О`Димон.

Димон-А делает вид, что не понимает его.

– Гордыня и тщеславие – это твой третий грех.

– Это не грех. Это добродетель. Я есть бог. Бог есть любовь. А любовь – это добродетель.

Распираемый любовью, Димон-А встаёт с трона, обнимает приятеля и пытается погладить его по голове.

– О`Димон. Если бы ты знал, как я тебя люблю.

– Ты чё, сдурел? – отталкивает О`Димон его от себя.

– Блин, как меня прёт! Просто рвёт нафиг! Во мне столько сейчас любви! Мне её просто некуда девать.

– Да пошёл ты!

Они выходят оба на дорогу.

– Пойми, это совсем другая любовь. Чисто божественная.

Единственный в своём роде ландшафтный парк, с уникальностью которого не может сравниться ни один другой парк города обычные люди обходят стороной. Одни сознательно обходят это проклятое место десятой дорогой, другие побаиваются заходить туда на подсознательном уровне.

Зато для экстраординарных людей здесь, как мёдом намазано. Именно на Лысой горе, подальше от сторонних глаз, в иной день собираются до сотни неформалов, представляющих молодёжные субкультуры всех мастей.

Только здесь можно одновременно увидеть готов и эмо, блэк-металлистов и рейверов, ролевиков и толкинистов, исторических лучников и фехтовальщиков, граффитчиков и других непризнанных художников, скинхедов и стрейтэджеров.

Есть на Горе поляна, окружённая со всех сторон крепостным валом.

Попасть на неё можно только по Бастионному шляху, прорезающему крепость с востока на запад, а исчезнуть отсюда можно через две потерны, прорытые в толще валов.

По выходным дням эту поляну и валы вокруг неё оккупируют друиды, поклонники Толкиена и кельтской культуры или, попросту говоря, толки, которые наряжаются здесь в эльфов и орков.

– Анекдот про эльфов слышали? – между тем продолжает разговор шутник-орк. – Типа, почему у них уши такие большие?

– Не, не слышали, – мотает головой первый орк.

– Оттого что живут они уже шесть тысяч лет, а традицию дергать за уши на день рождения еще никто не отменял!

– Да они лохи все от рождения, – говорит самый брутальный орк, одетый в медвежью шкуру на голое тело, – вечно живут, потому что бесполые!

Единственная девушка среди их компании кивает ему:

– Это точно, ну какие эльфы мужики? Хуже голубых. А вот орки… – целует она его в шёчку, – ммм, брутальных орков я обожаю. Ой, чувствую, быть тебе, Барлог, сегодня Майским королём.

– А тебе моей королевой, – улыбается с довольным видом Барлог. – Короче, братва, эльфы – лоханы конкретные.