Вечность сумерек, вечность скитаний - Сергей Станиславович Юрьев

– Тебе лучше об этом не знать, – сообщил ей гном. – А то вернётся и прибьёт.

Ответом был общий хохот. Кухарка гневно глянула на арену и засунула свои деньги обратно в потайной карманчик. Зато повеселевшая публика начала швырять мелкие монеты, от которых карлик Крук неуклюже и забавно уворачивался.

Прежде чем гномик утомился и начал потихоньку таять, ведёрко заполнилось почти наполовину, и это считалось неплохим уловом. Сегодня Би-Цуган должен быть доволен, а труппа, которой полагалась треть от сбора, могла рассчитывать на славную пирушку.

На поклон Ута решила не выходить, да и утомлённая долгим представлением публика не слишком долго настаивала на её возвращении.

– Уточка, возьми, пока не пересчитали. – Карлик Крук украдкой протянул ей горсть монет, которые успел выловить из ведёрка. – Мне половину отдашь.

Такие вещи карлик проделывал с мастерством хорошего фокусника, но о его грешке прекрасно знали и Айлон, и сам Би-Цуган. Его самого и его повозку обыскивали почти каждый вечер, и, если там обнаруживались хоть какие-то монеты, даже полученные при дележе выручки, наёмные охранники били карлика по бугристой спине широкими кожаными ремнями до чёрных синяков.

Оглядевшись, Ута убедилась, что на них никто не смотрит, и ссыпала монеты в один из многочисленных кармашков, нашитых на платье. Завтра цирк собирался двинуться в сторону Сарапана, а это было в двух днях пешего пути до ущелья, где, по словам отца, находится тайная сокровищница ди Литтов. Пора было начинать делать то, что завещал ей лорд Робин, и сейчас никакая мелочь, звенящая в кармане, не была лишней.

– Половина моя, – напомнил карлик и выкатился на арену вслед за акробатами, братьями Терко.

Конечно, конечно… Половина, так половина. Только едва ли карлик сам успел прикинуть, сколько монет заграбастала его рука, так что его половину можно поделить ещё пополам… О благородстве можно вспомнить потом, когда она перестанет быть маленькой и слабой. Отец говорил, что это пройдёт, а значит, так оно и есть. Это уже проходит…

И всё же казалось, что со временем заветная цель – вернуть себе имя, титул и замок, становится всё дальше и всё невозможнее. Однажды Ута заметила в среди зрителей одного из ветеранов отцовской дружины, который нередко стоял на страже у дверей её опочивальни. Она смотрела на него в упор и даже пару раз улыбнулась, глядя ему в глаза, но старый воин так и не узнал её. Либо она так сильно изменилась, либо сейчас уже никто не смог бы поверить, что маленькая наследница замка Литт сумела спастись.

Ута вышла из шатра с противоположной от арены стороны и прошла сквозь прозрачную стенку купола, которая едва колыхнулась от её прикосновения. Купол свободно выпускал наружу любого, но пройти внутрь него не мог никто – помнится, Ай-Цуган говорил, что даже огромный камень, брошенный метательной машиной, отскочит от его поверхности и обрушится на тех, кто его послал. Если бы такая вещь была в замке, то никакие горландцы не посмели бы даже приблизиться к его стенам. Если бы…

Самое время забраться в крытый фургон, который она делит с "моной Лаирой", упасть на матрац, набитый соломой, и уснуть – так, чтобы даже во сне не возвращались воспоминания о лучших днях, безмятежных днях, днях, когда не нужно было ничего бояться. После заката наездница наверняка дёрнет её за ногу и потребует, чтобы "эта проказница Ута" немедленно присоединилась к общему веселью. Последнее представление в Таросе, шумном портовом городе, где когда-то умер старик Хо, где она впервые осталась одна…

Сон не шёл. Жёсткая солома, впивалась в бока, а солнечный зайчик, пробивавшийся сквозь дыру в штопанном-перештопанном полотняном верхе, норовил забраться ей под веки. Ей захотелось снова вызвать гномика и сделать то, чего всегда хотела, но так ни разу и не решилась – спросить у него, а что же ждёт её саму. И вдруг стало совершенно ясно, что гномик больше к ней не придёт – ни сюда, ни на арену, никуда и никогда. Наверное, именно сегодня она стала взрослой, может быть, в тот момент, когда решила не отдавать карлику всей его доли. Значит, и из цирка её выгонят – Би-Цугану не нужны дармоеды…

– Нет, конечно, нет. Предложение твоего почтенного господина заманчиво, но эта вещь мне слишком дорога. Пойми, чужестранец, это память о моём дорогом родителе… Для меня это – всё равно, что для какого-нибудь благородного правителя его замок. Нет, не надо меня уговаривать. – Голос хозяина цирка прозвучал где-то рядом, и тут же на полог фургона упала его тень. Горбатый нос и далеко выступающий вперёд заострённый подбородок – ни с кем не спутаешь…

– Но я предлагаю целое состояние. С такими деньгам можно поселиться даже в столице империи и прожить припеваючи всю жизнь. А если ты сумеешь верно распорядиться этими деньгами, то и твоим потомкам хватит. Подумай, Би-Цуган, подумай. То, что не продаётся, можно ведь и отнять. Ты сам не понимаешь, чего тебе будет стоить твой отказ. – Какой-то незнакомец говорил хриплым, надтреснутым голосом, и чувствовалось, что заключённая в нём угроза – не пустые слова.

– Двадцать… – осторожно заявил Би-Цуган. – Купол – это всё, что у меня есть…

– Двадцать тысяч дорги?! – Незнакомец был явно возмущён. – А у тебя ничего не треснет?

– Ты прекрасно знаешь, что эта вещь стоит гораздо дороже…

– Семь, и ни одной монетой больше. Тебе и столько-то не унести.

Они торговались ещё некоторое время и сошлись на девяти тысячах золотых дорги. Ута замерла, стараясь не издать ни единого звука – ей явно пришлось услышать то, что не предназначалось для её ушей, а это было опасно – там, где звенит золото, человеческая жизнь становится дешевле меди.

– Придёшь после заката в "Кривую кобылу". Принесёшь Купол – получишь деньги…

– И ещё я хочу хорошую повозку с парой хороших скакунов.

– Мою заберёшь.

Всё было ясно – хозяин решил продать Купол и бросить труппу на произвол судьбы. Это всё равно должно было случиться рано или поздно – Би-Цуган, не смотря на свою молодость, не раз и не два вскользь упоминал, что ему надоело это кочевье, что он хочет иметь большой дом в большом городе, где не надо будет устраивать развлечения почтенной публике, где он сам будет почтенной публикой… Значит, завтра Би-Цуган погрузит в свою повозку сундучок с золотом, наймёт в гильдии охранников пару дюжин крепких молодцов и отправится на северо-запад в Дорги, столицу империи. Нет, это не будет бегством от тех людей, чьим трудом он кормился всю свою жизнь. Просто Би-Цуган сразу же забудет о существовании тех, кто ему уже не нужен. Лучшие артисты не останутся в цирке без Купола, они разбредутся в разные стороны, надеясь найти себе другую работу, а то, что останется, превратится обыкновенный балаган, один из множества, дающих представления на рынках или у городских ворот – таким платят только медью, и едва ли сбор от представления будет больше того, что поместилось сегодня в горсти карлика Крука…

"Кривая кобыла"… После заката… Может быть, не всё ещё потеряно? Может быть, что-то можно изменить? Сребристый медальон, звезда с семью короткими лучами и зелёным камнем посередине, всегда висел на груди у хозяина, как нательный талисман. Когда нужно было развернуть купол, он брал его в руки, нажимал на камень, и что-то едва слышно шептал, погружая губы в изумрудное сияние, которым озарялся самоцвет… Спрятать его куда проще, чем девять тысяч монет, каждая весом в унцию. Едва ли Би-Цуган далеко уйдёт с таким богатством, даже если не поскупится на охрану. Надежда в одночасье разбогатеть может свести с ума любого, а звон монет разносится далеко…