Флот и война. Балтийский флот в Первую мировую - Гаральд Граф

Этот подвиг стоил «Новика» и «Севастополя»…

В 1906 году ему вверяется отряд минных крейсеров. Под его талантливым командованием этот отряд становится ядром воссоздающегося флота, и в нем вырастает целый ряд отличных командиров и молодых офицеров. Создается школа Эссена подобно тому, как некогда — школы Лазарева, Бутакова, Макарова…

В 1908 году, уже контр-адмиралом, Н. О. Эссен назначается начальником Морских сил Балтийского моря, а затем утверждается командующим флотом и в этой должности остается до последнего дня своей жизни.

За семь с небольшим лет он буквально возродил флот и уничтожил рутину, пустившую было уже глубокие корни.

Он доказал, что береговые учреждения должны служить для флота, а не наоборот. Возродил завет С. О. Макарова, что «в море — значит, дома», и приучил флот плавать не только летом, но и осенью и зимой, при самых тяжелых условиях. Н. О. Эссен постоянно говорил, что практика — это все, что без нее нельзя ничему научиться и ничего добиться. Он впервые воспротивился тому, чтобы командиров кораблей подвергали беспощадной ответственности за малейшую посадку на мель, отнимая у них всякую охоту подвергаться какому-либо риску. В результате — флот стал при нем полным хозяином своих вод и не пользовался больше лоцманами для прохода трудными фарватерами. Но не только это доказал Н. О. Эссен; он доказал еще много и других простых истин, которые до него у нас понимали как-то плохо.

Всегда личным примером доказывая правильность своих суждений и действий, Н. О. Эссен не ограничивался только писанием приказов, но следил сам за проведением их в жизнь и беспрестанно плавал, менее всего при этом заботясь о своем удобстве.

Он всегда был в движении, и нелегко его было застать где-нибудь: сегодня он в Либаве, завтра в Ревеле, послезавтра где-нибудь в шхерах… Только радиотелеграммы были в состоянии угнаться за неугомонным адмиралом, а уследить — только Служба связи со своих постов.

Уже и теперь результаты его огромной, плодотворной работы налицо. Отойдя в вечность, он оставил нам в блестящем состоянии флот, офицеров своей славной школы, способных продолжать его дело, и превосходное стратегическое положение, занятое нашим флотом.

Невольно приходят на ум слова покойного адмирала, сказанные им в начале войны, в которых полностью сказались его благородство и доблесть: «Готовлюсь вступить в бой, может быть, последний в моей жизни. Иду со спокойной совестью, ибо сознаю, что сделал все от меня зависящее, чтобы использовать данные мне средства. Мы выполним свой долг до конца».

Эссена нет… Но Русский флот его не забудет и никогда не изгладит из благодарной памяти своей того многого, чем он ему обязан…

После смерти Н. О. Эссена временно в командование флотом вступил начальник штаба вице-адмирал Л. Б. Кербер.

Последующие дни было тихо, и потому мы занялись артиллерийскими и минными стрельбами, так как за зимнее время сильно поотвыкли от этого занятия.

12 мая наконец выяснилось, что по высочайшему повелению новым командующим флотом назначен вице-адмирал В. А. Канин. Почти по общему мнению, это был лучший выбор из имевшихся кандидатов, так как адмирал Канин с первых дней войны зарекомендовал себя с самой лучшей стороны и всю заслугу организации обороны в то время надо отнести на его счет.

В это же время к нам в Куйваст прибыл вновь назначенный начальник Минной дивизии капитан 1-го ранга П. П. Трухачев[31], назначению которого все были очень рады.

Тогда же из высочайшего приказа мы узнали, что турецкий крейсер «Меджидие» зачислен в списки Черноморского флота и получил имя «Прут» в честь погибшего в начале войны заградителя.

Через несколько дней «Новик» и полудивизион были посланы на дежурство в Ирбенский пролив. Оно заключалось в том, что «Новик», в полной готовности, стоял на Аренсбургском рейде, а остальные миноносцы по очереди несли дозор у Михайловского маяка.

Вскоре, однако, нас вызвали в Куйваст, где приказали принять полный запас нефти и быть в готовности.

Там мы прождали два дня, и только на третий день нам срочно приказали выйти к Михайловскому маяку, так как посты Службы связи стали обнаруживать появление неприятеля у входа в Рижский залив, Дагерорта и Утэ.

Тогда же в первый раз над Рижским заливом появился неприятельский гидроплан и бросил несколько бомб в канонерскую лодку «Грозящий», но не попал.

Но все же мы так до Ирбена и не дошли, потому что насколько срочно нас послали, настолько же срочно и вернули обратно по каким-то неизвестным соображениям.

Сегодня же вернулась с моря подлодка «Окунь»; она на параллели Виндавы встретила неприятельский отряд, состоявший из десяти больших кораблей и миноносцев. «Окунь» сейчас же их атаковал и выпустил мину в головной корабль. Заметив это, противник стал его таранить и ему удалось согнуть, почти под прямым углом, перископ[32].

Когда «Окунь» выпустил мину и стал быстро погружаться, на нем услышали сильный взрыв, настолько сильный, что полопались электрические лампочки; поэтому есть основание предполагать, что его мина достигла цели.

Из-за согнутости перископа «Окунь» оказался в очень опасном положении и с большим трудом вернулся назад.

Весь день у входа в Рижский залив держался неприятельский отряд, состоявший из двух легких крейсеров, транспорта с гидропланами и 11 миноносцев, но особенно ничем себя не проявлял. Ночью тоже ощущалось его присутствие, и, по-видимому, он продолжал держаться недалеко в море.

В 10 часов утра 22 мая «Новику» было приказано идти к Михайловскому маяку. Подходя туда, мы впервые увидели два больших неприятельских гидроплана, которые только что кончили сбрасывать бомбы и теперь улетали к себе на юг.

Ими было сброшено 20 бомб, и хотя ни одна из них цели не достигла, но надо отдать справедливость: все они сбрасывались очень метко и ложились у самых бортов наших миноносцев, которые, не имея никакого оружия, чтобы отогнать гидропланы, только отстреливались из пулеметов и винтовок и старались увернуться от ударов. Неизвестно, конечно, насколько такое средство действенно, но было похоже, что им до некоторой степени достигалась цель, а главное, это сильно успокаивало команду, на которую с непривычки бомбы, сбрасываемые сверху, действовали довольно неприятно.