Озеро смерти - Мэг Гардинер

— Замечательно. А что он делает?

— Может стать подводной лодкой или самолетом. Смотри, вот тут панель управления.

— Джесси…

Я тут же замолчала, поймав укоризненный взгляд Джесси. Он принялся совершенно серьезно обсуждать конструкцию с Люком, периодически задавая вопросы. Я вернулась к газетной статье. Вот что целый день грызло Джесси.

— Что это? — спросил он, обращаясь к Люку.

— Не знаю. Оно лежало на моей кровати.

— Это оставили твои друзья?

Из голоса Джесси пропали добродушные нотки.

Я обернулась. В руках у Люка была небольшая корона, венец размером с браслет, сплетенная из блестящей колючей проволоки. Внутри пробежал холодный металлический холодок. Подойдя, я взяла это из рук мальчика.

— Она острая, не поцарапайся, — сообщил Люк.

К венцу была прицеплена бумажка со словами: «Позволь ребенку прийти ко мне и не пытайся препятствовать ему, ибо он принадлежит царству небесному».

Мы с Джесси посмотрели друг на друга. Держа венец в руках, я направилась в комнату Люка. Вещи лежали в полном порядке. Нет, не просто на своих местах — скорее, в совершенном, маниакально выверенном, почти стерильном порядке. Дыхание сразу участилось: Люк не мог этого сделать. Здесь кто-то побывал. Тут я заметила медвежонка, любимую игрушку Люка с нашивкой, украшенной черепом и кинжалом. К груди мишки была приколота записка. Игрушку прокололи булавкой, как куклу для обряда вуду. Взяв записку, я прочитала текст:

Ибо все, взявшие меч, от меча погибнут.

И вышла из комнаты. Джесси сидел на прежнем месте, обсуждая изобретение Люка и изо всех сил стараясь не выдать беспокойства. Пройдя в свою спальню, я щелкнула выключателем и чуть не заорала от ужаса. На кровати лежало нечто, отдаленно напоминавшее гуманоида. Вцепившись в дверную коробку, я прикрыла глаза рукой. И лишь через несколько секунд услышала голос Джесси, называвшего меня по имени.

Обернувшись, я сказала Люку:

— Будем спать в твоей комнате.

Встав с дивана, Люк направился ко мне:

— Что случилось?

Схватив ребенка обеими руками, я развернула его в противоположную сторону, без церемоний пихая прочь от двери. На лице мальчика появилось беспокойство.

— Тетя Эви, что случилось?

— Так. Вы двое, марш в спальню. Сейчас же.

Джесси подчинился без разговоров.

— Пошли, маленький пижон. Смотри не забудь рюкзак.

Люку не понадобится домашняя работа: на другой день я не собиралась отправлять ребенка в школу. Как не собиралась приводить его обратно в свой дом или вообще оставаться с ним в Санта-Барбаре после восхода солнца. Нужно выбираться отсюда, пора уезжать в Чайна-Лейк. Я проводила Люка до дверей спальни.

В моей комнате, на кровати, поверх сшитого моими руками лоскутного одеяла, лежала полноразмерная надувная кукла из пластика. Совершенно голая, если не считать колдовского колпака и резиновой собачьей маски, натянутой вместо лица. В левой руке кукла сжимала листки, вырванные из моей книги. Их использовали как туалетную бумагу. Между ног куклы лежали вынутые из упаковок презервативы. И там же — размазанные и нестерпимо смердящие собачьи экскременты.

Между пластиковыми грудями анатомически совершенной формы я увидела намалеванное собачьим дерьмом слово: «Шпионка».

На аккуратном ночном столике всегда лежало деревянное распятие, заботливо переданное еще моей бабушкой. Теперь фигура распятого Христа, отбитая от креста молотком, была всажена в стену над изголовьем. Так они прибили записку, адресованную лично мне.

Но как для собак… и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая.

Сняв трубку, я набрала номер полиции.

Когда я заползла наконец на кровать Джесси, было совсем поздно. Полиция уже побывала в моем доме, и двое одетых в форму офицеров обстоятельно переписали весь мой рассказ от начала до конца. Затем Ники и Карл помогли убрать мою комнату и перенесли веши Люка в багажник «эксплорера». Выросший в семье баптиста, Карл объяснил, почему фигуру Христа сорвали с распятия:

— Они считают фигуру идолом. А тебя — идолопоклонницей.

Остальную часть послания я расшифровала самостоятельно.

У дома, в котором жил Джесси, я оказалась примерно в одиннадцать. Дом стоял на Баттерфляй-Бич в Монтесито. За домом высился горный склон, а перед крыльцом шумел прибой. Выстроенный из стекла и бледного от времени дерева, дом встретил меня высокими потолками, твердым полом, широкими дверными проемами и полным отсутствием ступеней.

Заросли лучистой сосны загораживали дом со стороны шоссе. Когда я вошла, занятый работой Джесси сидел за кухонным столом, и в желтом свете ламп его отражение смотрело на меня изо всех окон. Доносившаяся из стереоколонок музыка напоминала что-то старое и «кислотное». Судя по всему, группа «Койот».

Когда я сообщила, что увожу Люка из города, Джесси прекратил стучать по клавишам. Казалось, круги под его глазами не пройдут никогда. Мы обменялись взглядами, слишком уставшие, чтобы коснуться друг друга.

Взглянув на спящего крепким сном ребенка, я отправилась в кровать. А потом долго лежала в темноте, слушая скрип тормозов на шоссе и глядя на метавшиеся по потолку неясные тени. Ветер раскачивал сосны и шумел в их ветвях.

«Шпионка». «Оставшиеся» хотели меня запугать, отбив всякую охоту разговаривать с прессой. В этом можно не сомневаться. Несмотря на то что в других ситуациях внимание прессы было им на руку, не важно, позитивное или негативное. Теперь мне стало казаться, что дело в Йоргенсене. Они явно не желали огласки и хотели упрятать поглубже информацию о своих связях с этим человеком. На службе в церкви «Оставшихся» он прокричал: «Я расскажу!»

Однако не рассказал. Что бы ни произошло, похоже, у него не было и малейшего шанса. В памяти всплыл образ Исайи Пэкстона: он удалился с места дорожного происшествия с облегчением, как человек, только что решивший непростую проблему.

Спустя час пришел Джесси. Сняв одежду, он тихо скользнул под одеяло и лег на спину, запустив пальцы в свою густую шевелюру. Я положила руку ему на грудь.

Подумав немного, Джесси сказал:

— Наверное, это объяснит теория вероятности: только что все было прекрасно, а потом — ба-бах… тебя сбивает с ног аномальная волна. Миром правит хаос.

— Хаос? Этим именем ты называешь Бога?

В темноте послышался его горький смешок.

— Цепь произвольных событий, его случайное величество.

Внутри давно нарастало ощущение, и теперь оно стало особенно сильным.

— Я не считаю, что «Оставшиеся» вставляют нам в колеса случайные палки. По-моему, они заранее все спланировали.