Время для Звезд - Роберт Хайнлайн

Фрик сказал.

– А с Деверо ты говорил?

Я продолжал тикать.

– А теперь прогон в другую сторону, – сказал Бэбкок, надевая на меня наушники. Я сразу же услышал тиканье вроде того, какое издавал Пэт. – Вы, молодой человек, слушаете сейчас спектральный метроном, ритм которого задается монохроматическим светом. Он был синхронизирован с тем, который использует ваш брат. А теперь – тикайте ему.

Я начал тикать. Занятие это прямо гипнотизировало; легче было войти в ритм и тикать вместе с метрономом, чем выбиться из этого ритма. Не обращать на него внимания было невозможно. Меня стало клонить в сон, но я продолжал тикать; остановиться я просто не мог.

– Конец прогона, – возвестил Бэбкок. Тиканье прекратилось, я снял наушники и потер свои уши.

– Доктор Бэбкок?

– А?

– А как Вы сможете отличить один тик от другого?

– Что? Ты – конечно, не сможешь, а О'Тул – сможет. У него все снято на пленку. То же самое и на другом конце. Да ты не бери в голову, главное – старайся оставаться в ритме.

Вся эта ерунда продолжалась еще больше часа; иногда передавал Пэт, иногда – я. В конце концов О'Тул поднял глаза и сказал.

– Усталость начинает все портить, Доктор. Вторые производные быстро растут.

– О'кэй, тогда кончаем, – объявил Бэбкок. Он повернулся ко мне. – Можете поблагодарить от моего имени своего брата и объявить ему о конце связи.

Командор Фрик и Анна вышли, а я остался. Через некоторое время доктор Бэбкок поднял глаза и сказал:

– Можешь идти, парень. Спасибо.

– Доктор Бэбкок?

– А? Чего тебе?

– Не могли бы Вы рассказать мне, зачем все это?

На лице его появилось изумление, затем он сказал:

– Прости, пожалуйста, я отвык от людей, все с приборами; я забыл. Хорошо, садись. Вот для этого-то вас, телепатов, и взяли на корабль: для исследования природы времени.

Я посмотрел на него с недоверием.

– Сэр? Я думал, мы здесь для того, чтобы сообщать о планетах, которые мы надеемся обнаружить.

– А, это… Ну, наверное, и это тоже, но только исследование времени значительно важнее. Людей и так чересчур много, зачем еще новые колонии? Математик может решить проблему народонаселения в одно мгновение – просто перестрелять всех через одного.

Мистер О'Тул встал, не глядя на нас.

– За что я люблю Вас, шеф, так это за доброту и великодушие.

– Там, на галерке, потише, пожалуйста. Так вот, сегодня, сынок, мы пытались узнать, сколько сейчас времени.

Видимо, все мое непонимание отразилось на лице, так как он продолжал:

– Да, конечно, мы знаем, сколько сейчас времени, но установить это очень нелегко. Видишь эту штуку? – Он указал на экран дисплея, неустанно тикавший каждую секунду. – Это Гринвичское время, принятое по радио с поправкой на относительную скорость и ускорение. Затем есть другое время, которое ты слышал в наушниках; по этому времени живет корабль. И есть еще то время, которое ты получаешь от своего брата и передаешь нам. Мы пытаемся сравнить все три времени: трудности появляются из-за необходимости включать в цепь людей; если десять секунд – малое время для нервной системы, микросекунда – вполне измеримое и длительное время в физике. Обычная радарная система делит микросекунду с той же легкостью, как ты – фунт масла. Поэтому мы используем много прогонов, чтобы попытаться как-то скомпенсировать свое незнание.

– Понятно, но что Вы надеетесь обнаружить?

– Если бы я «надеялся», я бы сейчас этим не занимался. Но можно выразить это так: мы пытаемся узнать, что значит слово «одновременно».

Мистер О'Тул поднял глаза от своего пульта.

– Если оно вообще что-нибудь значит.

Мистер Бэбкок искоса взглянул на него.

– Ты еще здесь? «Если оно вообще что-нибудь значит.» Сынок, начиная со времени великого доктора Эйнштейна, «одновременность» и «одновременно» – эти слова для физиков были непристойными. Мы изгнали саму концепцию одновременности, заявили, что она не имеет смысла, и построили в ее отсутствие великолепное здание теоретической физики. А тут явились вы, телепаты, и все порушили. Не надо этого виноватого вида, любое здание нужно время от времени прибирать. Если бы вы занимались своими фокусами, придерживаясь скорости света, вам бы отвели строчку в учебниках и забыли о вас. Но ведь вы совершенно невежливо настаиваете на том, что проделываете все это со скоростью, неизмеримо большей, чем скорость света, в результате чего ваше появление в физике не более уместно, чем появление свиньи на свадьбе. Вы раскололи физиков на две школы, на тех, которые хотят объявить вас чисто психологическим явлением, до которого физике нет дела, ребят, считающих, что «вот мы закроем глаза, и оно само исчезнет», и на другую школу, которая понимает: то, что вы делаете, чем бы это ни было, поддается измерению и, следовательно, дело физиков – провести эти измерения и включить их в общую картину. Ведь физика в первую очередь – умение измерять различные объекты и приписывать им определенные численные значения.

О'Тул сказал:

– Не ударяйся так в философию, шеф.

– Иди ты к своим цифрам, О'Тул. У тебя просто нет души. Так вот, эти ребята хотят измерить, как быстро вы это делаете. Они не боятся, что это – очень быстро, они успели уже оправиться от потрясения тем, что вы делаете это быстрее скорости света, но они хотят точно знать – насколько быстро. Они просто не могут принять мысль о том, что вы делаете это «мгновенно», тогда нужно будет переделывать абсолютно все. Они хотят получить некую определенную скорость распространения сигнала, во столько-то раз больше скорости света. Тогда они смогут видоизменить свои прежние уравнения и со счастливыми лицами вернуться к своим забавам.

– Именно так они и сделают, – согласился О'Тул.

– А еще есть третий подход, правильный, то есть мой собственный.

О'Тул, не поднимая глаз, громко закашлялся.

– Опять твоя астма? – озабоченно осведомился Бэбкок. – Кстати, ты получил уже результаты?

– Они, как и раньше, делают это за нулевое время. Экспериментальные значения времени запаздывания являются отрицательными так же часто, как и положительными, и все они не превосходят ошибки измерения.

– Вот видишь, сынок, это и есть верный подход. Измерь, как это происходит, и будь что будет.

– Вы только послушайте!

– Да стихни ты, ренегат. К тому же вы, телепаты, даете нам первую реальную возможность проверить еще одно обстоятельство. Ты знаком с релятивистскими преобразованиями?

– Вы имеете в виду уравнения Эйнштейна?

– Конечно. Ты помнишь преобразование времени?

Я задумался. Мы с Пэтом учили начала физики, но это было очень давно. Я взял лист бумаги и написал, как мне это помнилось: