Анатомия любви - Дана Шварц

– Не могу, сэр, – призналась она наконец.

– Вы не можете? – переспросил Стрейн с неприятными нотками в голосе. – Но вы ведь так уверенно называли их с места!

– На самом деле оно выглядит совсем по-другому, сэр.

– Где желчный пузырь, мистер Хейзелтон?

Хейзел вгляделась в мешанину органов перед собой. Красные и пурпурные, раздутые, прижатые друг к другу, все они казались странными и незнакомыми. Вот это желудок, его она узнала… а это толстая кишка. И легкие. А вот более мелкие органы словно потерялись в море гниющей плоти, раздутой от газов разложения. У Хейзел все поплыло перед глазами и дыхание перехватило.

– Не могу сказать точно, сэр.

– Тогда давайте что-нибудь попроще? Печень.

Хейзел заставила себя посмотреть на вскрытый живот трупа, но в том месте, где, по ее мнению, должна была находиться печень, оказалось что-то другое – возможно, тонкая кишка? – и больше ничего даже близко похожего. Она стояла, молча уставившись вниз, пока по классу не прокатилась волна смешков. Внезапно ее накрыло осознанием, что все смотрят на нее.

– Я не знаю, – наконец тихо произнесла она.

– Садитесь, мистер Хейзелтон.

Щеки Хейзел пылали, когда она шла на место.

– Пусть это будет всем вам уроком, – провозгласил Стрейн, не сводя глаз с Хейзел. – То, что вы читаете в книгах, поможет вам пустить пыль в глаза на занятиях, но мало чем сможет помочь в настоящей работе с телом. Вы полагаете, что и оперировать будете по рисункам из книг, мистер Хейзелтон?

– Нет, сэр, – пробормотала Хейзел.

Стрейн скривил тонкие губы. Оставшуюся часть лекции он на Хейзел не смотрел. К тому времени, как село солнце и Стрейн все-таки отпустил их, у Хейзел голова раскалывалась от необходимости писать достаточно быстро, чтобы поспевать за его диктовкой. Хейзел взяла тетрадь и встала, собираясь идти домой и мечтая о ванне, которую Йона наверняка приготовила для нее в Хоторндене.

– Мистер Хейзелтон, – из сумрака окликнул ее голос Стрейна, – пожалуйста, задержитесь на минуту.

Сердце Хейзел пустилось вскачь. Берджесс кинул на нее сочувствующий взгляд, однако сам постарался как можно быстрее скрыться, чтобы Стрейн не успел и его попросить остаться. Хейзел постаралась как можно сильнее прикрыть лицо воротником камзола и шляпой. За все то время, что она изображала Джорджа, никто не раскусил ее обман. (Трапп, называвший ее «смазливым мальчиком», был ближе всего к разгадке, и даже от этого у нее волосы на затылке вставали дыбом.) Но Стрейн видел ее тогда, в Алмонт-хаус. Их даже представили друг другу. И что-то в его ледяном взгляде давало Хейзел понять, что он не забыл ее лицо.

– Вы держите меня за дурака? – проговорил он медленно, катая каждый слог на языке, стоило Хейзел подойти так близко, как она осмелилась.

– Сэр? – пискнула она.

– Вы, – повторил он, – держите меня за дурака? – Голос его звучал мягко.

– Нет, сэр… конечно нет, – удалось выдавить Хейзел.

– Я не любитель маскарадов, мистер Хейзелтон. Такое легкомыслие могут позволить себе лишь богачи и аристократы, которым нечем больше заняться, кроме как тратить время, развлекаясь всякой чепухой до полного саморазрушения. Некоторым из нас приходится зарабатывать на жизнь, мистер Хейзелтон, зарабатывать усердно, собственными усилиями, изобретательностью и, – тут он коснулся рукой повязки на глазу, – самоотдачей. Я занимаюсь преподаванием не потому, что мне нравится прореживать стадо хнычущих тупиц, желающих поиграть в докторов, и не потому, что меня радует необходимость год за годом разжевывать им основные принципы анатомии. Я преподаю ради денег, мистер Хейзелтон, а еще потому, что считаю своим долгом хоть чему-то научить людей, которые на самом деле будут работать в моем городе.

– Сэр…

– Давайте отбросим маски, мисс Синнетт. Если вы, по вашему утверждению, не считаете меня дураком, тогда будьте любезны объяснить, с чего вы взяли, что сможете так легко обвести меня вокруг пальца? – У Хейзел кровь застыла в жилах. Она медленно подняла руки и сняла цилиндр брата, открыв заколотые шпильками волосы. – Уверен, для вас это веселая игра.

Тут Хейзел заговорила, не отводя глаз от цилиндра.

– Сэр, мне действительно жаль, что я пошла на этот обман, но, уверяю вас, для меня это никогда не было игрой. Я на самом деле хочу изучать анатомию и правда собираюсь стать хирургом.

– Ха!

От смеха Стрейна качнулся скелет морского чудища под потолком, но в его взгляде не было ни капли веселья.

Хейзел вспыхнула.

– Если вы считаете, что я не способна ничему научиться только потому, что я женщина…

Стрейн перебил ее очередным пренебрежительным смешком.

– Так вы все-таки держите меня за дурака, мисс Синнетт. О, какая жалость. А я-то надеялся, что вы умнее. Нет, в отличие от некоторых из моих узко мыслящих коллег я бы не стал отказывать женщинам, имеющим склонность к учебе, в возможности изучать естественные науки и строение тела. Да, в целом мозг у женщин меньше, они более подвержены истерии и эмоциям и менее склонны к здравым рассуждениям. Но нет никаких причин полагать, что среди женского пола нет ни одного представителя, способного к обучению.

Так, значит, у нее есть шанс! Может, это своего рода оливковая ветвь?[7] Может, есть хоть малейшая вероятность, что Стрейн считает Хейзел таким исключением? Возможно, если она избавится от этого костюма и попросит прощения, ей позволят продолжить обучение. Она открыла было рот, чтобы начать извиняться, но не успела произнести ни слова, как Стрейн продолжил.

– Нет, я отказываюсь учить женщин по другой причине: не хочу тратить свое время и силы на дилетантов. В мире нет места, где женщина могла бы работать врачом, мисс Синнетт, как бы печально это ни было. Одно из преимуществ взросления без защиты привилегий в том, что ты очень быстро расстаешься с иллюзиями и мечтами. Ни один госпиталь не наймет женщину-хирурга, как и ни один университет. Полагаю, что не найдется и пациентов, желающих лечь под нож к женщине. И вот вы приходите сюда, изображая, что вы вовсе не племянница виконта Алмонта и не дочь лорда, что вы не собираетесь замуж за равного вам по положению богатого бездельника и не посвятите себя продолжению его рода и организации званых ужинов. Я не прав, мисс Синнетт?

Хейзел не знала, что сказать. Он по-прежнему не сводил с нее взгляда. Лицо его не выражало ни капли сочувствия или понимания, лишь жестокость, смешанную с чем-то отдаленно похожим на жалость.

– Может быть, вы и посещали эти занятия с добрыми намерениями. Может быть, вы говорили себе, что это не игра, и даже сами верили в это. Но я не стану тратить время на тех учеников, что никогда не станут докторами, вне зависимости от их пола. К несчастью для вас, мисс Синнетт, вам препятствует именно ваш пол. Хотя сдается мне, что и ваш интеллект тоже мог бы стать непреодолимым препятствием. Я не желаю больше видеть вас на моих занятиях.