Близнецы. Завещание сына - Андрей Анисимов
Шрифт:
Интервал:
– Рисуй подробнее, – приказал Волков. – Где живет, кто кот, контингент клиентов.
– Сенаторша на улицу не выходит. У нее не кот, а крутой хмырь, штатник из конгресса. Оттуда и кликуха. Он снял ей хату и навещает раз в два-три месяца. Другим Сенаторша не дает. Боится.
– Чего боится?
– Ясно чего. Потерять хату, тачку и бабки. Она как у Христа за пазухой. На кой рыпаться.
– Где он ей снял хату?
– В башне на Смоленской набережной. Вход сзади, со стороны Американского посольства. Этаж, кажется, пятый. Я у нее не была, но Шурка Капуста была и рассказывала.
– Шурка ее подруга?
– Подруг у Сенаторши в Москве нет. У нее подруга приезжая, из Говногорска, как и она. Но Сенаторша с ней разосралась. Тогда ее Капуста и приютила. А потом, когда Сенаторша заокеанского хмыря встретила, захотела перед Капустой показаться, вот и позвала ее.
– Что это ты за город назвала? – прикинулся дурачком следователь.
– Я все дыры так зову.
– Сама-то откуда?
– Оттуда же…
– Ты сказала, что Шура Капуста Сенаторшу приютила. Почему? Добрая эта Капуста, или та за приют отваливала много?
– Отваливать тогда Сенаторше было нечем. Но Капуста двухстволка. Нравилась ей эта девчонка, вот и приютила.
– Лесбиянка, что ли?
– Ага.
– Как найти Шурку?
– У меня телефон Капусты есть. Пиши.
– Капуста – это фамилия или кличка?
– Кликуха. Шурка за капусту станет говно лизать, а не только член. Вот ее Капустой и прозвали.
Волков знал, что эта публика капустой называет деньги. Он записал номер и заметил, что Славик делает брюнетке нетерпеливые знаки.
– Тебя, кажется, ищут. – Тимофей глазами показал на стойку.
– Газовщик подвалил, труба зовет, – усмехнулась брюнетка. – Лучше бы я тебе дала, чем такому хряку.
Майор пронаблюдал, как она, выдав оскал улыбки, медленно подплыла к двухметровой туше в долгополом пальто, и направился к выходу. Усевшись в машину, Волков связался по рации с ребятами и дал отбой. Искать Машу Хлебникову нужда отпала. Майор Тимофей Волков ее нашел.
Степанида Федотовна, маленький Фоня и Фрол Иванович стояли на платформе и махали вслед уплывающему вагону. Когда состав стал набирать скорость, мальчик с криком «мамочка» побежал за поездом.
– Видишь, хотел остаться, а теперь бежит за нами, – утирая ладонью слезу, сказала Люба.
– Не переживай, ему у стариков хорошо. Пусть поживет до больших морозов. В Москве еще насидится, – успокаивал жену Глеб.
Станция осталась позади, и поезд обступила тайга. Михеевым повезло. Кроме них, пассажиров в купе не оказалось, и молодые люди смогли разместить многочисленные узлы и корзины с дарами родителей. Наконец вещи были пристроены, и Михеев улегся на верхнюю полку. Там он мог, заняв и полку соседнюю, кое-как разложить свои длинные ноги. Люба присела у окна и смотрела на убегающий лес. Он бежал назад, к родителям Глеба. Туда, где в октябре тишина пахнет травой и первым снегом, где над полянами стелятся туманы и люди никуда не спешат.
– Жалко, что уехали, – грустно заметила молодая женщина.
– Петр Григорьевич телеграмму отбил. Никуда не денешься. Начальство надо уважать.
– А если начальник свояк?
– Тогда тем более, – улыбнулся Глеб.
Поездкой Михеев остался доволен. Кабана они с отцом завалили, уток настреляли не счесть и воздуху таежного попили всласть. А уж о ягодах и грибах говорить нечего. На всю зиму запас везут на себя и на родню. Сынок тоже на парном молоке и натуральных родительских харчах окреп. Поздней осенью ни комаров, ни слепней. Благодать. Глеб прикрыл глаза и снова увидел горбатый силуэт секача. Кабан шел прямо на него. Отец замер за елкой. Глеб выстрелил. Сердце охотника от воспоминаний забилось чаще. Такой выстрел еще не раз вспомнится в московской суете.
Со слов Любы, которая говорила из сельского почтового отделения с сестрой по телефону, Глеб знал, что в Москве ждут перемены. Надя сообщила, что Ерожин вернулся на работу в систему МВД. Глеб пробовал связаться с Петром Григорьевичем по мобильному, но вологодская тайга мобильный сигнал не пускала. Что теперь будет с бюро, Михеев представлял слабо. Он заканчивал третий курс заочного юридического института и понимал, что совмещать частную фирму с казенной службой свояк не сможет. Это подтверждала и странная подпись шефа на телеграмме: «Бывший директор Ерожин». Жалко, если бюро закроют, думал молодой человек. Без сыска он уже себя не мыслил.
– Ты чего затих, спишь? – спросила Люба и заглянула мужу в лицо.
– Задумался…
– Знаешь, Глеб, когда нас твои провожали, я на руки Степаниды Федотовны все смотрела. Добрые у нее руки, как корни яблони или вишни. Темные и добрые.
– Досталось маменьке. Хлеб деревенский тяжелый. Ты вот корову доить научилась, понимаешь теперь, как молочко достается. Но доить это так, ерунда. Накосить, насушить на всю скотину, натаскать зерно мешками… А вода из колодца? А дрова? И все руками…
– Темные и добрые, – повторила Люба, словно и не слышала мужа. – Я давно заметила, что руки у человека – второе лицо. По ним многое видно. Ты же сыщик, должен понимать…
– Я понимаю… – протянул Глеб и неожиданно добавил: – А баня была хороша!
– Ты это к чему? – Люба смутилась и покраснела.
– Да так, вспомнилось, – мечтательно протянул Глеб и обнял жену за плечи. – Теперь в Москве вдвоем поживем, как в первый год.
– Да я тебя в Москве и не вижу. Сутками в бюро пропадаешь…
– Может, и не будет больше бюро. Пойду работать, как все люди. В восемь уходить, в семь возвращаться.
– Не сможешь без своей работы. Ты у меня чумной.
Люба потрепала мужа по волосам и улеглась на нижнюю полку. Вагон мерно покачивало, и они не заметили, как уснули…
– Подъезжаем. – Проводница приоткрыла дверь и зажгла в купе свет. – Туалет закрою. Санитарная зона через полчаса. Просыпайтесь, голубки.
После лесной тишины Москва оглушала, путала шумной автомобильной каруселью. Глеб пер сквозь толпу огромный рюкзак, а Люба с трудом поспевала за ним с двумя корзинами.
– Машина нужна? – преградил путь усатый частник.
– Сколько?
– Это куда ехать.
– В Чертаново.
– Тыща.
– Спятил?
– Пятьсот.
– Триста.
– Сотенку набрось. Туда в пробках бензина больше нажжешь, – жалобно торговался усач.
– Хрен с тобой.
С трудом пробившись на проезжую часть к обшарпанному «жигуленку», Михеев скинул рюкзак и вздрогнул от перезвона своего мобильного.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!