Идущие на смерть - Михаил Михеев

С помощью Каталины, до сих пор как-то нервно на него поглядывающей, Костин связал обоих пленных, которые уже, кажется, начали приходить в себя. Ворочались и, похоже, выражали свое неодобрение, но без особого энтузиазма, видимо, паршиво себя чувствовали. К моменту, когда с ними было покончено, пришел в себя и стрелок по собакам. К нему-то Костин и направился.

– По-русски говоришь? По-английски? По-китайски?

– Да пошел ты, гяур…

Гяур… Ну, что же, с вероисповеданием определились.

– Значит, по-английски шпрехаешь. Это хорошо. Собаку за что убил, козел? – мрачно спросил Костин.

– Собака – грязное животное.

– Это ты – грязное животное. В грязи тебе и место.

С этими словами лейтенант схватил связанного за шиворот и потащил его к компостной яме. Он не знал, где она, но помнил, как ее располагали дома, и решил, что планировка здесь схожая. Запах подтвердил, что он на правильном пути, и буквально через минуту Костин уже стоял перед ямой, чуть не до краев заполненной густой навозной жижей пополам со всякой дрянью. Пленный, видимо, сообразил что-то, начал вырываться и орать, но Костин пер его, как танк. На краю ямы лейтенант, не обращая на потуги пленного ни малейшего внимания, ловко привязал к тощей шее веревку, а на другой конец – железяку солидных размеров. Толчок – и орущее тело улетело в свежий свиной навоз. Внутри только булькнуло смачно.

– Выплывай, если сможешь, и пускай твой бог тебе поможет, – бросил на прощание Костин и пошел обратно, к впечатленным такой расправой людям. – Урод. Не знаю, кого из ваших святых покусали, но эта собака троих таких, как вы, стоила.

Он не спеша подошел к сидящим пленным. Злость медленно уходила, но контролировать себя все же приходилось, иначе… Что иначе, не хотелось и гадать. Посмотрел на них сверху вниз. Ну что же, описание точное. Все, включая убитого, бородатые, одетые в добротную, но недорогую форму, знаков различия нет. На солдат регулярной армии похожи, как заяц на лису. В смысле, ног тоже четыре и хвост какой-никакой имеется. Зато на какое-нибудь полудобровольческое-полубандитское формирование – запросто. И, как минимум, один из них говорит по-русски, это радует.

– Кто вы, какова цель вашего прибытия, где ваша воинская часть…

Вопросы пошли стандартные, по стандартной же методичке. Сидящие молчали. Потом тот, который постарше и попредставительнее на вид, коротко бросил пару слов своему напарнику. Получилось у него, правда, не слишком-то грозно, видно было, что поврежденная челюсть слушается его с трудом.

Второй, на вид совсем мальчишка, был явно лицом подчиненным. Сразу же заговорил на том же непонятном языке, переводил, похоже, вопросы Костина. Выслушав его, старший расхохотался, а потом заговорил. Переводчик втянул голову в плечи, но после того, как лейтенант кивнул поощрительно, заговорил:

– Ты, сын шакала и свиньи…

– Довольно, – Костин поднял руку. – Я понял, что он хочет сказать. Ну, сейчас я тоже пошучу. Каталина, уйди в дом и забери остальных.

Девушка подчинилась беспрекословно. Понимала уже, когда можно иметь собственное мнение по какому-то вопросу, а когда лучше держать его при себе и выполнять приказы. Антонио с семьей тоже не стал пытаться умничать – сообразил, видать, что не стоит им видеть допрос в полевых условиях. А Костин, дождавшись, когда они уберутся, полез в трофейный пикап, где отыскал набор инструментов. Хороший набор, а в нем, в числе прочего, молоток. То, что нужно.

Вооружившись этой полезной вещицей, он вернулся к пленным. Те заерзали – явно поняли, что сейчас их существование станет крайне некомфортным, однако лейтенанту было плевать на их мнение по этому поводу. Ему почему-то на все было плевать. Слышал когда-то, что первый убитый вот так, лично, а не нажатием кнопки на пульте, здорово действует на психику, но и это его сейчас не волновало. Абсолютно. Работа, которую надо выполнить, и не более того. Присев на корточки, он посмотрел в глаза разом побледневшему сквернослову и почти ласково сказал:

– Я знаю ход мыслей таких, как ты. Вы умеете убивать, гордитесь этим и считаете себя расой господ. Все остальные должны пресмыкаться перед вами. Вам это наверняка внушают чуть ли не с детства. Но на самом деле вы – мелкие ублюдки, которые очень боятся собственной крови. Вы уверены, что другие вам ничего не сделают, им мораль не позволит. Но многие нас, русских, считают дикарями. Может, они правы, а? Давай проверим.

С этими словами он ловко развязал пленнику руки. Тот дернулся было, но Костин легко утихомирил его, прижал к земле, наступив коленом на спину, и перехватил правую руку за кисть. Нашел подходящий камень, аккуратно разместил на нем мизинец жертвы и с силой ударил молотком, дробя фалангу.

– А-а-а…

Буль – этим звуком закончился вопль, когда Костин ткнул его носом в землю. Примерился – и раздробил вторую фалангу, послушал крик и от души врезал по третьей. Потом перехватился и принялся за безымянный палец…

Десять минут спустя кусок мяса, в который превратился еще недавно сильный, уверенный в себе мужчина, прекратил функционирование. Не без помощи лейтенанта, разумеется. Костин попросту свернул ему шею. Честно говоря, практикой допроса в полевых условиях он занимался впервые в жизни, это было неприятно, а с непривычки еще и слегка мутило, так что сквернослов отошел в мир иной довольно быстро. Но дело было сделано. Последний из пленных, забрызганный чужой кровью, трясся, как осиновый лист, смотрел на Костина, выпучив глаза от ужаса, и, похоже, обмочился.

Поразительно, как те, кто считает себя высшими существами и готов без малейшего раздумья причинять боль другим, пасуют, если берутся за него самого. Особенно если верят, что тот, кто его потрошит, еще более дик и свиреп, чем они. Веры такой, учитывая зловещую и далеко не во всем надуманную репутацию имперцев, добиться было легко. Прав был инструктор, который показывал им элементы допроса в полевых условиях. Курс был факультативный, но Костин его посещал, и вот, пригодилось. Тут дело такое, переборщить тоже нельзя, а то сойдет с ума от страха, и будет в результате бесполезная трата человеческого материала. Лейтенант позвал Каталину и, когда девушка, с оторопью, но без испуга поглядывающая на свежий труп, пришла, посмотрел в глаза пленному и спросил:

– Все видел? Хочешь так же? Нет? Хорошо. Готов к сотрудничеству? Ну, так вставай, – тут он ловко рассек удерживающие парня веревки, – и неси их в помойную яму обоих. А потом будем разговаривать. Сможешь быть полезен – оставлю в живых, нет – удавлю.

Допрашивать абсолютно деморализованного, потерявшего человеческий облик и чувство собственного достоинство врага противно, но легко. Пленный кололся, будто полено, некоторые вопросы даже задавать не приходилось, он выбалтывал ответы до того, как лейтенант успевал открыть рот. А кое о чем рассказывал, даже когда не спрашивали, просто потому, что сам вопрос в голову прийти не мог. И вот, наконец, родилась картина, не полная, разумеется, но не противоречивая, что уже немаловажно.

Итак, пленный, которого звали Мурад, родился на одной из планет Союза исламских государств, Новой Ливии. Последнее Костин не спрашивал, ему, по большому счету, было наплевать. По его мнению, которое разделяли большинство соотечественников, эти государства, состоящие чаще всего из одной-единственной планеты, походили друг на друга, как две капли воды. Нищие, грязные, отсталые… Какое-то разнообразие вносил разве что колорит, обусловленный климатом планет, поскольку на их терраформирование денег, как правило, не находилось. А куда деваться? После того, как углеводороды начали в практически неограниченных количествах качать из атмосфер газовых гигантов и обесценилась нефть, арабы, составляющие большинство жителей Союза исламских государств, очень быстро скатились в нищету. И неудивительно, что своих более успешных соседей они ненавидели люто.