Девочка Карима - Альбина Яблонская

— Боже, Карим… — ступала она по линии прибоя и едва удерживала шляпку на голове. С моря дул ветер, он трепал ее волосы и брызгал на ноги водой. На такие стройные секси-ножки… — Здесь безумно красиво. У меня еще никогда не было таких ощущений.

— Ахах… — умилялся я этим первым шажкам в неизведанную жизнь. — Не мучай свои ноги. Сними с них обувь.

— Что?

— Сними эти долбаные шлепки — почувствуй зыбкий песок. Заройся в него пальцами, почувствуй, как пятки будто тонут, а прибой достает до лодыжек. Это классно…

Она последовала совету и разулась.

— О боже… — смеялась Ната. — Мне щекотно. Я чувствую, как песчинки щекочут между пальцами. Это так… так…

— Возбуждает? — подошел я к ней сзади и обнял за талию.

— Есть немного.

— А меня возбуждает смотреть, как возбуждаешься ты. Может, заглянем в бунгало?

Над мангровыми зарослями возвышался дом — как будто парящая над пальмами крепость. К ней вела деревянная лестница. Штук двадцать ступенек, после которых начинался истинный рай в шалаше.

— Ничего себе, — удивлялась Ната, открыв входную дверь. — Вот это кухня… Да у меня дома кухня была вдвое меньше этой.

— Готовить нам не придется. Скоро приедет повар.

— Повар?

— Су-шеф ресторана. Приготовит ужин и оставит комплимент на завтрак. Чтобы не мешать нам проводить досуг с максимальной пользой. Это я так попросил. Не хочу, чтобы он мешал тебе отсыпаться утром.

— Отсыпаться? — вцепилась Ната в это слово. — Отсыпаться после чего?

— Увидишь, — причмокнул я деловито. — Эта ночь будет особенной. Готовься…

Я хотел сделать так, чтобы она расслабилась. Чтобы забыла о шумной Москве, о своем универе, этом долбаном ректоре… Ну или декане — все равно один хрен. С ним мы еще разберемся.

Это место было волшебным. Только теперь я разглядел, как приятно здесь находиться в правильной компании. В обнимку с Натой я чувствовал себя иначе. Она нуждалась в моей поддержке, хоть и говорила противоположное. Я видел это каждую ночь — когда она сопела во сне и не выпускала моей руки. Так мило держала за указательный палец. Словно ребенок.

Не знаю, делают ли так на самом деле дети, но мне было приятно. Даже если все затекло и хотелось перевернуться на бок, я все равно лежал и смотрел. Лежал и думал — думал о том, как же все быстро меняется, если встретить «своего» человека.

— Гуд бай! — махала моя лялька повару, когда он приготовил ужин и отчаливал на лодке. — Гуд ба-ай!

Он плыл к огням столицы, где обычно гуляют русские мажоры. Вроде меня из прошлой жизни. Но теперь я был здесь, наедине со скромной девочкой. Которую собрался сделать женщиной.

Прямо сегодня ночью.

Я смотрел на нее в этом легком воздушном платьице и мысленно представлял Нату голой. Снимал с нее трусики, целовал сосочки, беспардонно лизал шею и спускался все ниже. Просто не терпелось сорвать с нее наряд — член уже ныл от желания войти в горячее тело и как следует его трахнуть.

— Ну что, малыш? — подхватил я ее на руки.

— Ой! Что ты… Карим, что ты делаешь?

— Пойдем поедим?

— А что ты хочешь есть? — спросила меня Ната.

И я без колебаний ответил:

— Тебя.

— Меня?

Я расстегнул три маленькие пуговки между лопаток и стащил с нее тряпки. Пускай еще скажет спасибо, что не порвал. Элементарно знал, что на острове нет гардеробной, в которой нашлась бы другая одежда, кроме атласного халатика. Поэтому я скомкал платье и швырнул его на кресло. Прямо возле стола, где романтично трещали свечи.

— Извини, но я больше не могу, — выдохнул я и вонзил свои губы в сочную грудь.

— О, Карим…

Ната дрожала от предвкушения и непроизвольно царапала мне спину. Не слишком больно, не очень глубоко. Но достаточно ощутимо, чтобы я возбудился до предела и достал из джинсов свой тяжелый член.

Мы потанцевали вокруг стола еще с минутку и просто рухнули в постель — упали на большую мягкую кровать, покрытую белой простыней. Она пахла чем-то приятным. Наверное, цветами: лавандой, жасмином или еще какой-то новомодной хуетой. Но для меня тогда был важен только один-единственный запах — это аромат вспотевшего женского тела. Он ложился на белизну мелкой дрожью. Колыхал вечерний воздух стонами и звуком сочных поцелуев. Поцелуев на губах, на плечах, на груди, на испуганном страстью животе.

Я водил языком по самым чувствительным местам. Царапал шелковистую кожу щетиной, шумно вдыхал ее запах и терся носом там, где были эрогенные зоны моей малышки. Пока никто не видит, никто не осудит. Никто не помешает. На этом острове были только мы вдвоем, и больше никого.

Хочу, чтоб так было всегда — было вечно. С этого самого дня.

Я повалил ее на кровать и подложил под поясницу мягкую подушку. Так мне было удобнее делать то, за что меня Ната готова разорвать на части. Не знаю, двигала ею страсть, или это было чистое безумие, но когда мой язык прикасался к ее клитору, голое тело тряслось словно в конвульсиях. Бедра сводило судорогой, колени пытались встретиться и преградить мне путь. Но я с размаху шлепнул ее по заднице, оставив четкий красный след от ладони.

— А! — крикнула она, но уже не пыталась противиться.

Ее ноги раздвигались в стороны как послушные кисы. Я проникал между складок и смазывал горячее местечко слюной. Ласкал ее губки. Влажным кончиком языка щекотал набухший клитор. Это было блаженно. И для нее, и для меня. Я любил это делать — любил дарить ей капельку бешенства. Когда она не могла уже терпеть и хотела сразу двух вещей: чтобы я прекратил это делать и в то же время ни за что не останавливался.

— Смотри на меня, — переместился я выше и схватил ее за шею. — Смотри на меня, я сказал!

Ната смотрела мне в глаза, а я теребил ее внизу упругим пальцем. Играл на клиторе, как опытный пианист на клавише рояля. Такого красивого и утонченного рояля. Плавные линии, волшебные формы, ощущение избранности и полного погружения без остатка. Для меня это было искусство — уникальный талант доводить свою девочку до оргазма. До крайней точки, откуда открывался шикарный вид на вкус удовлетворения. Ощущение полноценной жизни в объятиях мужчины.

— Карим… — говорила она дрожащими губами. — Карим…

— Смотри на меня. Смотри на меня.

Я повторял эти слова раз за разом, пока не увидел, как ее глаза закатываются. Она теряла связь с реальностью и буквально отключалась. Пальцы выгибались как струны, губы просто белели от укусов, а я не останавливался и теребил ее горячий клитор, пока Ната протяжно кончала. Очень сочно и мягко. Без резких движений и криков. Просто сладкая дрожь и медленный выдох, несмотря на скачущее сердце.

Она словно таяла в моих руках. И я уже не ругал ее за это — не заставлял смотреть в глаза. Награждал ее покоем и свободой, которая приходит только тогда, когда ныряешь в теплый оргазм от опытной руки. Безвозвратно утопаешь в эндорфинах и улыбке. Такой безмятежной, такой легкой и естественной. Она возникала у нее на губах каждый раз, когда я делал это. Когда не отступал и заставлял кончать… Еще. И еще.