Такова жизнь (сборник) - Мария Метлицкая

Из подъезда выкатились, так и не дождавшись Светочку, с шубой в большом икеевском пакете. Пока Юрик заводил машину, Галка, довольная собой, шепнула, что шубу, мол, взяли, чтобы был повод завезти ее обратно. Про себя Римма критично отметила, что от волнения она совсем отупела. И всю дорогу с уважением и благодарностью взирала на Галку.

Шубу, под предлогом того, что она все-таки оказалась узковата (удивительно, если бы она была Римме впору, с ее пятьдесят четвертым), Юрик отвез через три дня, а еще через двадцать женился на стройной искусствоведше, Светочкиной матери.

Брак их оказался на редкость прочным и счастливым – страстный брак по большой любви. Разница в двенадцать лет их совершенно не смущала.

Искусствоведша оказалась милой и интеллигентной женщиной, с которой у Риммы сразу как-то сложились дружеские отношения. А что до внуков, то их через два года родила Светочка, удачно вышедшая замуж за коллегу. Детей у нее было двое: очаровательная девочка и прелестный мальчик, погодки. Римма их обожала, считала своими внуками и с радостью и гордостью показывала блестящие яркие фотографии подругам в кафе у бассейна: вот это они на отдыхе в Турции, это – в Испании, а это – у себя в коттедже под Москвой.

Потом судачили о невестках. А дальше – дальше с удовольствием ехала к себе домой, поглядывая на часы: через сорок минут начинался ее любимый дневной сериал.

Вставать с утра было всегда тяжело. Он просыпался и еще минут десять не открывал глаза, потом лежал с открытыми глазами, глядя в потолок, – недолго. Покрякивая, спускал ноги с кровати и несколько минут так сидел. Затем осторожно поднимался, надевал тапки и, почти не отрывая ног от пола, шаркая и покашливая, медленно шел в туалет.

Жена обычно кричала с кухни:

– Не шаркай! Поднимай ноги!

В ванной он долго разглядывал себя в зеркале, мял заросшие седоватой щетиной щеки, оттягивал нижнее веко, вертел головой, потом в одних трусах шел на кухню.

– Надень брюки, – привычно сердилась жена. Она жарила яичницу, на столе стояли хлеб, масло и сыр.

– Ну побрейся, в конце концов, – продолжала она ворчливо.

Он не отвечал и молча резал хлеб. Она вздыхала и ставила перед ним маленькую чугунную сковородку – яичницу он всегда ел прямо с горячей сковороды, привычка с юности. Он вообще был человек привычек, а к старости они стали неотъемлемыми свойствами характера. Что поделаешь, привычка – вторая натура. Жена села напротив с большой чашкой кофе. Она никогда не завтракала. Только пила черный кофе с лимоном – всю жизнь. Тоже привычка.

– Вера опять не в духе, – грустно сказала жена.

Он поднял на нее глаза и в который раз удивился: даже утром она была, как всегда, прибрана и причесана, с подкрашенными губами, в голубом бархатном домашнем костюме.

Его это удивляло. И охота ей? Господи, неужели для него старается? Прожевав, он сказал:

– А с чего это ей быть в духе? Лично я ее понимаю.

– Да, – вздохнула жена, – жизнелюбием она – увы! – пошла в тебя.

Дочь была их общей болью – старая дева. Было ей уже под сорок – сухая, замкнутая, раздражительная. И в детстве характер был не сахар, а с годами – что говорить. Вечером приходила с работы – мать все подавала, убирала. Та – ни «спасибо», ни «как дела». Молча вставала из-за стола и уходила к себе. Когда хотели к ней обратиться, то тихо и опасливо стучали в дверь ее комнаты.

– Надо разъезжаться, – настаивал он.

Господи, а как? В наличии была маленькая двушка, практически неделимая. Так и мучились. Дочери досталось все не по справедливости. Точная копия отца – худая, сутулая, с крупным носом и маленьким сухим ртом. В мужском варианте все это было вполне допустимо. Природа явно не расщедрилась, не кинув даже жалкой горстью малую часть материнской красоты, легкости и жизнелюбия. К домашнему устройству жизни она не имела ни малейшего отношения. Все это – стирка, глажка, готовка и закупка продуктов или любая другая помощь матери – ее абсолютно не касалось. Подруг у нее не было. В выходные вообще начинался сущий ад – из своей комнаты она не выходила, отец и мать поочередно крутились у ее двери и робко стучали:

– Вера, поешь, выпей чаю!

Она могла и не ответить. По молодости ее еще пытались за кого-то посватать или просто познакомить с кем-то, но все старания знакомых оказывались напрасными. А с годами рекламировать такой «подарок» было и вовсе нелепо. С одиночеством дочери они со временем смирились, все прекрасно понимая, ни на что не рассчитывая, но боль оставалась болью.

Он молча доел яичницу и тщательно хлебной коркой собрал масло со сковородки.

– Что ты делаешь, ведь самый вред! – возмутилась жена.

– Нам уже все вред, – вздохнул он. – Одним вредом меньше, одним больше. – Он откинулся на стул, забросил ногу на ногу и закурил.

Жена собрала со стола посуду и встала к мойке к нему спиной.

Через плечо небрежно бросила:

– Да, кстати, не волнуйся, завтра я ложусь в больницу.

У него екнуло сердце.

– Что случилось? – испуганно спросил он.

– Да ерунда, просто обследование. В нашем возрасте надо делать обследование, – легко рассмеялась она.

Он резко встал со стула.

– Не говори ерунды. Просто так ты бы в больницу не пошла. Скажи мне правду, что-то серьезное?

– Говорю тебе, пустяки. Ну, желудок болит, поджелудочная барахлит – обычное дело. Витаминчики поколют, рентген сделают.

– А в поликлинике нельзя? – удивился он.

– Да это все сложнее, а так – все сразу и в одном месте. Удобно. Полежу недельку-другую, – деловито и спокойно продолжала она.

– Недельку-другую? – Он снова закурил и начал ходить по кухне. – Скажи правду! – настаивал он.

Жена вытерла руки и устало опустилась на табуретку.

– Я уже все сказала. Вещи я собрала. Проводишь меня?

Наутро он отвез ее в больницу. Немного успокоился – обычная районная больница, терапевтическое отделение, никаких хирургии, онкологии нет, слава богу. Потом приехал домой. Посмотрел телевизор, полистал газеты, открыл холодильник – там все в кастрюльках и баночках на неделю точно. Она все предусмотрела. Без нее и ее вечных хлопот и звуков квартира казалась нежилой: ни шума воды, ни звяканья посуды, ни урчания пылесоса – всего того, что обычно раздражало и мешало. Он лег на диван и уснул. Вечером пришла с работы Вера. Как всегда, все молчком. Открыла холодильник, греть ничего не стала, взяла холодную котлету, запила молоком.

– Поешь нормально, – сказал он.

– Я и так нормально, – бросила дочь.

– Не спросишь, как мать? – Он внимательно посмотрел на нее.

– А что, уже что-то ясно? – холодно осведомилась дочь и вышла из кухни.