Невидимки - Чак Паланик

Там установлен монитор.

Выглядит странно, но происходит следующее: все снимающиеся в рекламе пялят глаза на собственное изображение в мониторе, пялят глаза на собственное изображение в мониторе, пялят глаза на собственное изображение в мониторе. Они замкнуты в кольцо реальности, которая никогда не закончится.

В глазах девушки с подносом - линзы неестественно зеленого цвета. Ярко-красная помада выступает за настоящие контуры ее губ. Ее густые светлые волосы подняты вверх, поэтому плечи не кажутся такими ширококостными. Канапе на подносе, который она крутит перед носами собравшихся, - крекеры, нагруженные мясными субпродуктами. Девушка продвигается вперед, в центр студии, ярко освещенный прожекторами. У нее ненатурально зеленые глаза и светлые волосы. Это моя лучшая подруга, Эви Коттрелл.

Конечно, это Эви. А это Манус. Он выступает вперед и своим обалденным внешним видом отделяет Эви от толпы. Манус, агент сыскной полиции, берет с подноса крекер, нагруженный мясными продуктами, и кладет его между своих искусственных зубов. И жует. И запрокидывает красивую голову, зажмуривая глаза - волшебные голубые глаза. Потом крутит головой из стороны в сторону и глотает. Внимание зрителя сосредоточивается на его квадратном мужественном подбородке.

Черные густые волосы, как у Мануса, напоминают о том, что голова человека покрыта рудиментарным мехом. Вот такой этот Манус - сексуальный волосатый пес.

Мануса показывают крупным планом. Теперь он смотрит прямо в камеру. Его глаза выражают любовь и полное удовлетворение. Дежа-вю. Манус выглядел точно так же, когда спрашивал у меня, достигла ли я оргазма.

Потом Манус поворачивается и дарит свой неподражаемый взгляд Эви, а остальные люди все смотрят в другую сторону - на себя в мониторе, на себя в мониторе, на себя в мониторе, и на Мануса, с любовью и удовлетворением улыбающегося Эви.

Эви тоже улыбается Манусу. Губами, на которых ярко-красная помада выходит за их натуральные контуры. А я - малюсенькая блестящая фигурка на заднем плане. Я виднеюсь над плечом Мануса, я далеко, у трубы из органического стекла на самом верху фабрики "Ням-ням".

И почему я была такой тупой?

Хочешь покататься на яхте?

Конечно.

Мне давно следовало догадаться о том, что происходит между Манусом и Эви.

Даже сейчас, лежа в кровати в номере отеля через год после того, как все закончилось, я сжимаю пальцы в кулаки.

Я ведь могла просмотреть этот глупый ролик и тогда сразу поняла бы, что Эви и Манус закрутили грязный романчик, что пытаются выдать его за настоящую любовь.

Что ж, теперь я все знаю. Мне давно известно об их связи. И ролик этот я просматриваю уже, наверное, в сотый раз. Я вижу в нем только себя. Реальность - это круг. Петля, которая никогда не закончится.

Камера перемещается к первой девушке, к той, которая на сцене. Это я. Я такая красивая! Я демонстрирую на телевидении замечательную способность фабрики производить легкие закуски, и я ошеломительно красивая. Черт побери, я потрясающе красивая.

Отключенный голос за кадром вещает о том, как фабрика "Ням-ням" может принять от вас любые мясные субпродукты - языки, сердца, губы или гениталии, - переработать их, приправить и, уложив на крекеры, преподнести вам в виде трефы, пики или бубны, как пожелаете.

Я лежу на кровати и плачу.

Бубба- Джоан. У нее отстрелена челюсть.

У меня за спиной тысячи миль. Я кем уже только не была. А история остается прежней. Почему чувствуешь себя полным придурком, если смеешься, находясь один в комнате? Но плач обычно заканчивается именно смехом. Как так получается, что ты постоянно видоизменяешься, но продолжаешь быть все тем же смертоносным вирусом?

Перенесемся в тот день, когда меня выписали из больницы. Я потеряла работу, жениха, квартиру и была вынуждена ночевать в большом доме Эви, ее настоящем доме, где не нравилось жить даже ей самой. Там, в лесу, жутко одиноко, и никому нет до тебя дела.

Я лежу на спине на кровати Эви в эту первую ночь своей новой жизни и не могу заснуть.

Ветер треплет занавески, занавески из кружева. Вся мебель Эви украшена завитушками в стиле французской провинции и покрыта белой и золотой красками. Луны на небе нет, но полно звезд, поэтому все вокруг - дом Эви, изгородь, едва проглядывающая сквозь кусты роз, занавески в спальне, тыльные стороны моих рук, лежащих поверх одеяла, - все черное или серое.

Дом Эви - нечто такое, что купила бы любая девушка из Техаса, если бы родители постоянно выдавали ей по миллиону долларов. Наверное, Коттреллы знали, что их наследнице никогда не стать супервыдающейся моделью. Поэтому Эви и живет здесь. Не в Нью-Йорке. Не в Милане. А в пригороде, непонятно где. Ее место в модельном мире тоже трудно определить. Во всяком случае, ей никогда не демонстрировать наряды, созданные парижскими модельерами. Жить в каком-нибудь глухом уголке - именно то, что требуется ширококостной девушке, которая никогда и ни в чем не достигнет высот.

Двери заперты. Кот в спальне. Когда я смотрю на него, он тоже на меня смотрит и как будто улыбается. Так же умеют улыбаться некоторые собаки. И машины.

В тот день после обеда Эви сама позвонила мне в больницу и упросила выписаться и приехать к ней.

Дом Эви - большое трехэтажное здание белого цвета с зелеными рамами и жалюзи на окнах и мощными фасадными колоннами. Плющ и вьющиеся розы - желтого цвета - обвивают на десяток футов нижнюю часть каждой из колонн. Так и кажется, что вот-вот у этого дома появится Эшли Уилкс и примется косить траву. Или что окно с двойным переплетом распахнет сам Ретт Батлер.

У Эви всего три раба - работники по дому, согласившиеся на небольшую зарплату, эмигранты из Лаоса. Оставаться здесь на ночь они не желают.

Перенесемся в тот момент, когда Эви везет меня домой из больницы. На самом деле она - Эвелин Кот-трелл, Инкорпорейтед. Нет, правда.

Коттреллы постоянно пытаются кому-нибудь продать свою Эви. Но большинство принимающих ее агентств спустя некоторое время заявляют, что намерены прекратить сотрудничать с ней.

Когда Эви был двадцать один год, вся ее техасская родня, владеющая землями и нефтью, вложила в ее модельную карьеру огромные деньги. Несмотря на то, что прекрасно понимала: из их девочки ничего не выйдет.

В большинстве случаев, приходя с Эви на демонст рацию моделей одежды, я попадала в ужасно неловкую ситуацию. Как только мы начинали работать, руководитель отделения художественного оформления рекламы или стилист начинали кричать, что на их профессиональный взгляд объемы Эви не точно соответствуют шестому размеру. Обычно все заканчивалось тем, что кто-нибудь из ассистентов выводил Эви за дверь, а та отчаянно сопротивлялась.

- Не позволяй им обходиться с собой как с куском мяса! - орала она мне. - Посылай их всех к черту! К черту, слышишь?