Спасай и женись - Саша Майская

— И Витя. И Валерка, и мужики с ними.

— А Жора?

— А Жора уволился.

— Что?

— Уволился, говорю, Жора.

— Так… а по какому делу уехали мужики? Встречать меня?

— Только им и делов тебя встречать. Сказано — нет никого. Как добрался?

— Хорошо, спасибо… Баба Шура!!!

— Я здеся.

— Я знаю, что ты здеся… тьфу, здесь! Кто-нибудь может мне объяснить, что творится?

— Дык кому ж, нет же никого!

— Я сейчас с ума сойду… Где Лиза?

— Сла-ава, богу, вспомнил. Ладно, Васильич, пошли в кабинет. Сейчас введу тебя в курс дела.

Сломленный и раздавленный олигарх покорно потащился за бабой Шурой, прижимая к груди неудобный саквояж.

— Первый, я семнадцатый. Мы вас догнали, ведем объект по окружной. Прости, Николаич.

— Яйца вам оторвать, рэмбы хреновы. Ладно, проехали. Схема прежняя. Я ухожу на проселочную. Связь по третьему каналу.

— Принял, третий канал.

— Дервиш, это Странник. Вы добрались?

— Через двадцать минут будем на месте. Мне вас ждать?

— Не надо, мы уже выбились из графика. Я сам встречу, а вы отправляйтесь за грузом.

— Странник… возможно, в крайних мерах нет нужды…

— Это не ваше дело, Дервиш. И не суйте в него свой нос. Займитесь своими обязанностями.

— Есть. До связи. Только не торопитесь.

— О, я совершенно не собираюсь торопиться. Напротив, планирую получить максимум удовольствия…

Жора открыл глаза и сразу увидел Лизу. Она сидела в углу и смотрела на него, робко улыбаясь. Чему она улыбается, раздраженно подумал капитан Волков. И почему она все время подпрыгивает?

Почему подпрыгивает, выяснилось быстро. Потому что он тоже подпрыгивал. И все вокруг подпрыгивало, ибо они находились в закрытой наглухо «газели», которая, судя по всему, ехала по ОЧЕНЬ плохой дороге.

События прошедшего утра тоже подпрыгивали и медленно укладывались в стройную картину. Жора осторожно подвигал руками и ногами, сел, морщась от противного металлического привкуса во рту… «Черемуха семь», кто понимает, штука мерзкая, убойная, но не смертельная, слава богу. И что удобно, вырубает только того, в кого выпущена. Только вот незадача — в обычном магазине ее не купишь, нужен специальный допуск.

Факты, фактики и обломки фактов неуклонно сползались в одну ясную и стройную линию. В принципе, все хорошо, Лизка цела и невредима, только вот непонятно, почем она совершенно не выглядит испуганной…

Жора сел поудобнее и начал:

— Лизавета, ты только не пугайся и не паникуй. Твоя задача — держаться все время сзади меня…

— Да, мой генерал.

— Перестань лыбиться, я, конечно, ас, но бывает всякое…

— Жор, я должна тебе кое-что сказать…

— Лиза, давай потом, а? Вот выберемся отсюда…

— Жор, ты не волнуйся. Понимаешь, это все немножечко…

— Волынская, заткнись.

— Хорошо, хорошо, хорошо. Можно, я тебя поцелую?

— Лизка!

— Жор, ну ты представь, вдруг это наша последняя возможность накануне гибели…

Жора аж попятился. В полумраке зеленые глазищи Лизы Волынской горели, как у кошки, алое платье сползло, практически обнажив грудь, и ползла к нему Лиза Волынская на четвереньках, вполне недвусмысленно облизывая улыбающиеся губы…

Может, и к лучшему, что она даже не понимает всей степени опасности, подумал Жора, осторожно обнимая гибкое тело, прижавшееся к нему, и целуя Лизу в губы. Лишь бы Заяц не ошибся…

Она таяла от возбуждения, погибала от желания, и тонкий шелк казался шершавым брезентом, царапающим пылающую кожу. Она оседлала Волкова, прильнула к нему, торопливо рвала пуговицы его рубашки, изнемогая от желания прикоснуться к его груди, ощутить тяжесть его тела, вдохнуть его запах, ставший таким родным за эти трое суток — самых счастливых суток в ее жизни.

Опасность возбуждает — особенно когда ты точно знаешь, что все кончится хорошо.

Лиза повела плечами — и шелк соскользнул к талии. Жорка громко и прерывисто вздохнул, его ладонь накрыла Лизину грудь, заскользила ниже, по животу, и она выгнулась в бешеной судороге накатывающего оргазма…

Он еще пытался сопротивляться, когда она вцепилась в ремень брюк, но силы были неравны — с одной стороны один Жора Волков, с другой союз Лизы и Жориных первобытных инстинктов. Единственное, что Волков не позволил с собой сделать, так это раздеть себя полностью…

Они взмыли в небеса, на этот раз в ускоренном темпе, потому что опасность будоражила и подстегивала, торопила, не давала насладиться друг другом медленно, но зато дарила острое, звериное чувство насыщения. А потом руки Волкова вдруг превратились в стальные клещи, он оторвал разгоряченную Лизу от себя, торопливо привел одежду в порядок и почти грубо натянул на нее платье. Она приходила в себя медленнее, тяжело дышала, словно загнанная лошадь, смотрела на своего мужчину потемневшими от возбуждения глазами…

Машина больше не качалась. Они остановились. Лиза расслышала голоса снаружи, увидела, как напрягся Волков, как резко развернулся к дверям, в которых уже скрежетал отпираемый замок…

Надо его предупредить, а то сейчас он замочит всех Панковских каскадеров, а они этого не заслуживают, вон какую шикарную инсценировку разыграли. Лиза вцепилась в Жорину руку.

— Жор, мне надо тебе сказать, очень важно…

— В сторону! Быстро, кому сказал!

— Жор, это все невзаправду…

Свет, ударивший в лицо. И руки, схватившие сразу и за ноги, и за руки, и за плечи. Она так Жору и не выпустила, помешала ему прыгнуть, а уже через секунду смущенно хихикала, глядя, как четверо не самых мелких мужиков в камуфляже с трудом сдерживают разбушевавшегося Волкова. Сама Лиза висела в руках всего двоих и особенно не сопротивлялась. Потом возникла пауза, и Лиза решила, что пора заканчивать. Она поспешно дернулась вперед, не ожидавшие этого мужики тут же автоматически заломили ей локти назад, Лизе стало больно, и она разозлилась.

— Ну все, хватит, хватит, ребята! Отличный спектакль, я вам очень благодарна, попрошу выписать вам премиальные. Отпускайте нас. Жорочка, ты не волнуйся, это…

В этот момент Волков рванулся в очередной раз, и тогда один из державших его в темпе перетянул вперед автомат, висевший у него на плече, и долбанул Волкова прикладом в висок. Похолодевшая Лиза с ужасом увидела, как по лицу Жоры побежала кровь.

— Вы что, ненормальные?! Заканчивайте, кому говорят!

— Заткнись, сучка!