Мать-и-мачеха - Елена Валерьевна Соловьева

на заднем дворе, — не согласился Владимир. Ему никак не хотелось отпускать Марию. Ни под каким предлогом. Даже на несколько минут. — Думаю, для него на кухне тоже найдется что-то вкусное.

Семен Петрович тоже был рад присутствию Марьи и Павлы за общим столом. Обе они были такими живыми и непосредственными, что даже строгая обстановка особняка становилась более приветливой. К тому же старшему Вяземскому было о чем поболтать с Марьей. Пока девочки обсуждали что-то свое, перешептываясь и обмениваясь только им понятными взглядами, взрослые обдумывали дальнейшую стратегию развития малого бизнеса. Взвешивали все за и против, дискутировали, рассуждали и при этом много улыбались, явно наслаждаясь обществом друг друга.

Все, кроме Пэтси.

Она совершенно ничего не смыслила в готовке и продажах, а потому, как ни старалась вставить хоть пару фраз, у нее ничего не выходило. Ее будто не замечали. Приходилось смеяться вместе со всеми над непонятными ей шутками и делать вид, будто она счастлива. На самом же деле Пэтси мечтала только об одном: чтобы эта пройдоха Марья провалилась сквозь землю.

— Пожалуй, выйду подышать свежим воздухом, — наконец, не выдержала она. Поднялась и призывно посмотрела на Владимира. — Кто-нибудь составит мне компанию?

Он только покачал головой и снова вернулся к разговору с отцом и Марьей.

Тихий раздраженный рык сорвался с губ Пэтси, но утонул в общем гомоне голосов. Никто не заметил, как на долю секунды идеально ровное лицо преобразила гримаса ненависти. Пэтси была не просто зла, она пребывала в бешенстве. Чтобы сдержаться и не выпалить, все, что думает о нахалке Марье, она долго топтала садовые дорожки. Возвращаться в таком состоянии за общий стол она не хотела, могла не сдержаться и тем самым настроить против себя Владимира.

— Гадкая выскочка! — наедине с собой Пэтси могла дать волю чувствам. — Марья такая рукодельница. Марья так хорошо готовит. Она так мудра и понимает детей. Знает тысячу рецептов, как избавиться от старческой ломоты в суставах. Чтоб она голову себе сломала, эта дрянь!

Пэтси топнула, раздавив каблуком ничего не подозревающую гусеницу. Она просто грелась на солнышке и ничем не мешала проходящей мимо женщине. Но той было крайне необходимо выместить гнев хоть на ком-то.

— Тяв! — Это Крендель прибежал с заднего двора и возмутился поступком Пэтси. — Гр-р-р…

Обычно смирный щенок задрожал и показал острые зубки.

Глава 25

Ближе к наступлению темноты поднялся сильный ветер. Марья все с большей тревогой поглядывала за окна. Ей было приятно находиться в особняке, она чувствовала себя так, как будто находилась в кругу семьи. Среди родных, близких людей. Но стоило бросить один взгляд на Пэтси, как это ощущение пропадало, а по спине пробегался легкий холодок. Пожалуй, невесты Владимира Марья опасалась больше, чем бури. Глаза женщины буквально метали ледяные искры, прожигавшие насквозь. Конечно, Пэтси делала это лишь тогда, когда Владимир не мог заметить. И все же именно из-за нее возрастало общее напряжение.

— Нам уже пора, — не выдержала Марья и поднялась из-за стола. — Спасибо за вкусный чай и компанию.

Павла неохотно последовала за матерью, поцеловав на прощанье подружку.

Пэтси напряженно ждала того момента, когда Владимир снова предложит проводить гостий. Отчего-то она не сомневалась, он поступит именно так. И была готова ответить на это.

Но Владимир нашел иной путь. Сделал то, к чему Пэтси была совершенно не готова.

— Зачем вам идти по саду в такую погоду? — спросил Владимир, останавливая гостий. — Смотрите, вот-вот начнется ливень. Заночуйте у нас, в особняке полно свободных комнат.

Челюсть Пэтси отпала и никак не хотела возвращаться на место.

— Конечно, оставайтесь, — радостно добавил Семен Петрович.

— Паша может ночевать в моей комнате, — тут же воскликнула Глаша.

Это заговор, не иначе. Пэтси в этом не сомневалась. У нее просто не находилось приличных слов, чтобы хоть как-то предотвратить надвигающуюся катастрофу. Ведь если этим несчастным сироткам понравится в особняке (а им наверняка понравится), они возьмут моду ночевать здесь постоянно. Или вообще переедут.

— Простите, но нет. — Марье не было нужды даже смотреть в сторону Пэтси, она и без того чувствовала исходящую волну ненависти и презрения. — Я встаю очень рано и сразу берусь за работу. Утром приедет Константин за салатами. К тому же, на заднем дворе нас ждет Крендель.

Словом, она нашла тысячу причин, чтобы не оставаться в особняке на ночь. И дело не только в Пэтси, ее нежелание оставлять гостий как раз понятно. Ей, Марье, тоже было бы неприятно, если ее муж (пусть и будущий) приглашал кого-то остаться, не посоветовавшись.

Но вот то, что творилось с ней самой…

Марья слишком хотела остаться, внезапно согласиться на любое предложение Владимира. И это ее пугало. Одно его присутствие за общим столом рождало мысли, далекие от добрососедских. Но меньше всего она хотела бы стать причиной раздора между Пэтси и Владимиром. Потому, пока чувствительная натура не взяла верх, Марья отказалась от щедрого предложения. Взяла за руку дочь и повела к выходу, невзирая на капризы. Павле до безумия хотелось остаться. Провести ночь в одной комнате с подругой — это же так увлекательно. Можно не спать всю ночь, тихо слушать музыку или просто болтать, пока язык не отвалится. Или она могла бы почитать для Павлы.

Но Марья осталась непреклонна. Как будто чувствовала, что она ночевка в особняке Вяземских приведет к неминуемой катастрофе. И провожать их с дочерью не разрешила. Ни к чему это.

— Крендель! — громко позвала Марья, выйдя на улицу. Ветер трепал ей волосы и подол платья. — Где ты, малыш?! Идем домой…

Щенок медленно, словно нехотя появился из-за угла. Тоскливо проскулил, глянув на Пашу.

— Смотри, ему тоже не хочется никуда идти, — ворчливо заметила Павла. Она взяла малыша на руки и потрепала за ушком.

А он в этот раз не лизнул ей лицо. И вообще, выглядел подозрительно усталым и вялым. Паша всю дорогу несла его на руках, прижимала к себе, чувствуя, как неистово колотится его маленькое преданное сердечко.

Дома Павла предложила Кренделю кусочек куриного рулета, но малыш отказался от любимого лакомства.

— Наверное,