Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! - Глэдис Митчелл

— Господи, конечно, помните! — воскликнул Джонс. — Вы… вы находились в моем доме.

— А, вы об этом! И что с того? Все закончилось к взаимному удовлетворению, не так ли?

Растерявшись, писатель неуверенно кивнул. Миссис Пэшен спокойно смотрела прямо на него. Помолчав, она добавила:

— Я сразу поняла, что вы джентльмен. В общем, что было, то было.

— Да, черт возьми, но это требует объяснений, — возразил Джонс. Она ждала продолжения, но писатель только хмуро пробормотал, стараясь выглядеть возмущенным: — Нет, конечно, я все могу понять, если вы напились. Потому что, согласитесь… так не следовало поступать.

— Я не напилась, — мрачно проговорила миссис Пэшен.

Джонс оставил ее слова без комментариев. Через минуту она встала и вышла из комнаты, но в дверях остановилась и спросила, что он хочет на обед.

— На ваше усмотрение, — ответил Джонс. — Кстати, у меня в гостях будет мальчик. Можете приготовить на двоих?

— Хоть на десятерых, если вам угодно, мистер Джонс. Это маленький племянник?

— Маленький племянник, — эхом отозвался писатель и поднял голову, пытаясь сообразить, как она об этом догадалась.

Но ее лицо осталось неподвижным. Джонс взял шляпу, сунул в карман записку доктора и отправился на почту, чтобы отправить телеграмму. Почтальонша с большим интересом взяла бланк с текстом и прочитала его вслух своей дочери Мириам:

Вторая телеграмма содержала то же самое послание, но адресованное на лондонский адрес миссис Брэдли.

— Каждая будет стоит больше шиллинга, — буркнула разочарованная почтальонша.

Джонс усмехнулся и кивнул.

— Насколько больше? — поинтересовался он.

Почтальонша дважды пересчитала слова в обоих сообщениях, пососала кончик карандаша, набросала какие-то вычисления на промокательной бумаге и взяла с него два шиллинга и семь пенсов. Отсылая телеграммы, она все еще ломала голову над смыслом текста, но тот продолжал оставаться раздражающе темным и непроницаемым как ночь.

Джонс вернулся домой, а через полчаса прибыли доктор с мальчиком. Сходство ребенка с миссис Пэшен было поразительным. Джонс внимательно рассматривал его за обедом. Бледный, с застывшим лицом и темными густыми волосами, крепкий и кряжистый, как молодой бычок, юный гость ел с жадностью, но аккуратно, и его манеры были выше всяких похвал. Он вел себя легко и естественно, обращаясь с Джонсом с той подкупающей непосредственностью, какую мальчишки обычно проявляют к людям, так же, как они, не склонным к лишним сантиментам.

Днем Джонс повел его на прогулку, но миссис Пайк настояла, чтобы сначала они зашли к ней и попробовали ее домашнего пива. Генри Пайк принес им бокалы. Джонс молча переводил взгляд с одного мальчика на другого и вдруг, повинуясь смутному порыву, предложил:

— Генри, бери шляпу, и пойдем с нами.

Они молча направились к Гутрум-Даун, но не успели дойти до рельсовой дорожки, тянувшейся на общинный выгон, как Генри резко остановился и спросил:

— Мама просила меня узнать, видели ли вы тело того джентльмена, мистер Джонс?

— Какого джентльмена, приятель?

— Мертвого джентльмена, сэр, который считается дядей этого маленького мальчика, сэр. Джентльмена…

— Я не маленький мальчик, — перебил Ричард. — И я бы с удовольствием посмотрел на тело, если можно.

— Нельзя, — ответил Джонс.

После паузы Ричард вежливо спросил:

— Его ударили по голове в гостиной, верно?

— Ну вот, — тяжело вздохнул Джонс, — а это еще откуда?

— Ваша служанка сказала, пока вы качали насосом воду.

— А что еще она тебе сказала?

— Что я похож на свою мать.

— Моя мама говорит — она не верит, что это тело мистера Миддлтона, — заявил Генри. — Она говорит — лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

— Верно, — согласился Джонс. — Но верно и то, что полиция знает свою работу, старина.

Ричард окинул взглядом окрестный пейзаж.

— Что это за холм? — спросил он.

— Гутрум-Даун, — ответил Генри. — Заколдованное место, на его вершине живет Долговязый парень.

— Все это сказки, которые бабки рассказывают малышам, — пренебрежительно промолвил Ричард.

Генри озадаченно посмотрел на человека, который бросал вызов одному из основных постулатов местного «символа веры».

— Нет, это правда, — возразил он. — Долговязый парень существует. — Генри посмотрел на Джонса. — Мама сначала думала, что это мистер Джонс, но пастор разубедил ее. А еще она считала, что он — Старый сатана, хотя точно так же называют пастора.

Оба мальчика уставились на Джонса, оценивая его рост и тщедушное телосложение.

— Долговязый парень, — протянул Ричард. — Звучит неплохо. Ваша мама — наблюдательная женщина, — вежливо заметил он Генри.

— Миссис Флюк говорит, что простые люди всегда видят правду, — кивнул Генри. — Потому что другие не пытаются от них ничего скрыть, как скрывают от вас или меня.

— А что, например, они могут скрывать от тебя или меня? — спросил Джонс.

Но Генри только покачал головой. Ему понравилась сама фраза, а с чем она была связана, уже выветрилось у него из головы. В этот момент Ричард заметил голубую бабочку, и оба мальчишки бросились ловить ее.

— Ну, что ты думаешь о Генри? — спросил Джонс своего гостя, когда они вернулись домой, а Генри, ошалев от полученного шиллинга, опрометью бросился к матери.

Ричард, с большим интересом разглядывая чай, который миссис Пэшен ставила на стол, вежливо ответил, что Генри — хороший парень. Решив, что вряд ли услышит от него что-либо более вразумительное до тех пор, пока миссис Пэшен не закончит свои приготовления и не накормит гостя, Джонс сел за стол.

— Помилуй бог, миссис Пэшен! — воскликнул он. — Четыре вида печенья? И три вида джема?

— И большое яйцо, мистер Джонс, — кивнула миссис Пэшен, расставляя рюмки для яиц. — Пусть молодой джентльмен набирается сил, пока он здесь.

— И то правда, — пробормотал молодой джентльмен, намазывая на хлеб масло и следя за тем, как миссис Пэшен наливает ему черный как деготь чай и щедро наполняет его сахаром.

— Добрая женщина, — заметил Ричард, когда она ушла. — Похоже, ей нравится мое присутствие.

— Да, это разнообразит ее жизнь, — согласился Джонс. — Ты бы не возражал, если бы Генри остался у нас на чай?

— Его это могло бы смутить, вам не кажется? — предположил он.

— Почему?

— Ну, он отличный парень, только вряд ли умеет вести себя за столом и, пожалуй, сам это понимает, разве нет?