Вендетта, или История всеми забытого - Мария Корелли

Мы пролетели почти под носом великолепной яхты, на мачте которой развевался английский флаг, – ее паруса белоснежно сверкали в лунном свете, а сама она прыгала по волнам, словно чайка. На палубе стоял мужчина, чья высокая атлетическая фигура резко выделялась благодаря одеянию яхтсмена, и обнимал за талию свою спутницу. Мы всего лишь минуту-другую шли рядом с величественным судном, но мне все же удалось хорошо разглядеть влюбленную парочку, и как же я пожалел этого мужчину! Почему? Он, несомненно, был англичанином, сыном страны, где сама земля должна благоухать добродетелью, поэтому женщина рядом с ним обязана являть собой совершенный образец чистоты: англичанин никогда не ошибется в подобных вещах! Никогда? Вы уверены? Ах, поверьте мне, теперь нет больших различий между женщинами разных народов. Когда-то они существовали, я готов согласиться с этим. Некогда, по общепринятому мнению, «английская роза» являла собой образец настоящей англичанки, но теперь, поскольку мир столь поумнел и преуспел в искусстве катиться под откос, может ли даже высокородный британский аристократ с легким сердцем взирать на поведение своей второй половины? Может ли он без опаски предоставить ее самой себе? И нет ли мужчин, также похваляющихся своей «голубой кровью», которые, возможно, готовы прибегнуть к воровским приемам, дабы в его отсутствие проникнуть в его дом с помощью отмычек и украсть расположение его жены? И разве не она, хоть и являясь матерью трех или четырех детей, готова с благоволением принимать мерзкого похитителя чести и прав ее мужа? Прочтите любую английскую газету за любой день, и вы обнаружите, что некогда «высоконравственная» Англия ноздря в ноздрю с другими менее лицемерными странами мчится к краю падения общественных нравов. Препятствия, когда-то существовавшие, сломаны, «профессиональных красавиц» принимают в кругах, где прежде одно их появление становилось сигналом всем уважаемым дамам немедленно удалиться. Титулованные аристократки услаждаются фиглярством на театральных подмостках в одеяниях, как нельзя более откровенно демонстрирующих их формы зубоскалящей публике, или же распевают в концертных залах ради удовольствия выставить себя напоказ и с улыбками и благодарными поклонами принимают вульгарные аплодисменты немытой толпы!

О боги! Что сталось с надменной гордостью былых времен, с той гордостью, которая презирала всякое хвастовство и ценила честь выше самой жизни? Какое поразительное знамение времени заключено в следующем: позвольте женщине утратить честь до свадьбы, и не будет прощения ни ей, ни ее прегрешению. Но предоставьте ей делать все, что заблагорассудится, когда ее защищает имя мужа, и общество закроет глаза на все ее преступления. Добавьте к этому факту общий насмешливый дух, господствующий в высшем свете и интеллектуальных кругах, высмеивание религии, высмеивание чувств, высмеивание всех лучших и благороднейших свойств человеческой натуры. Приплюсуйте к этому всеобщее распространение «свободомыслия», а значит, противоречивости и неустойчивости убеждений, позвольте всему вышеупомянутому продолжаться еще несколько лет – и Англия станет взирать на соседние страны, как смелая женщина во время игры в домино. Ее лицо частично скрыто, якобы для того, чтобы избежать позора, но глаза ее холодно сверкают из-под маски, показывая всем, что она втайне упивается новым стилем поведения из-за беззакония пополам с жадностью. Ибо она навсегда останется алчной, и самое худшее, что из-за ее прозаической натуры ей будет недоступна искупительная благодать, которая придала бы ей блеск и очарование. Франция весьма недобродетельна, Бог тому свидетель, но все же на ее губах осталась лучезарная улыбка, так радующая сердце. Италия столь же недобродетельна, но все же ее голос полон мелодий, похожих на пение птиц, а ее лицо – воспеваемая поэтами дивная мечта! Но недобродетельная Англия походит на мелочно-расчетливую и несколько сварливую матрону, одержимую несвойственной и не идущей ей резвостью и проворством, лишенную смеха, песни и улыбки, с единственным богом по имени Злато и единственной заповедью, предположительно одиннадцатой: «Не попадайся!»

В ту ночь я спал на палубе. Капитан предложил мне собственную небольшую каюту и в своем добросердечии был искренне расстроен моим настойчивым отказом занять ее.

– Под лунным светом спать опасно, синьор, – обеспокоенно произнес он. – Говорят, от этого сходят с ума.

Я улыбнулся. Если уж мне и суждено было сойти с ума, то это произошло бы прошлым вечером.

– Не бойтесь, – тихо ответил я. – Я люблю лунный свет, он успокаивает меня. Я прекрасно здесь отдохну, друг мой, не беспокойтесь обо мне.

Капитан замешкался, а потом внезапно ушел, но через две-три минуты вернулся с толстым куском овчины. Он с такой озабоченностью настаивал, чтобы я взял овчину, чтобы укрыться от прохладного ночного воздуха, что я, лишь только чтобы сделать ему приятное, поддался на его уговоры и лег, закутавшись в теплую шкуру. Добряк пожелал мне спокойной ночи и спустился к себе в каюту, насвистывая веселую мелодию.

Улегшись на палубе, я смотрел на мириады звезд, мягко мерцавших на теплых фиолетовых небесах, смотрел на них долго и пристально, пока мне не показалось, что наш корабль тоже сделался звездой и пустился в плавание по космосу вместе со своими сверкающими спутниками. Я гадал, какие существа населяют эти таинственные планеты. Обычные мужчины и женщины, которые жили, любили и врали друг другу так же смело, как и мы? Или высшие существа, которым неведома даже малейшая ложь? Есть ли среди них хоть один мир, где никогда не рождались женщины? В моем мозгу проносились смутные фантазии и странные теории.

Я вновь переживал страдания своего заточения в склепе. Снова заставлял себя наблюдать сцену между моей женой и ее любовником, свидетелем которой я стал. Вновь обдумывал все мелочи, необходимые для свершения ужасной мести, которую я задумал. Я часто удивлялся тому, что в странах, где разрешены разводы, обманутый муж может довольствоваться столь скудной компенсацией за свои унижения, как простое избавление от изменившей ему женщины. Это для нее не наказание – это исполнение ее желаний. При нынешнем уровне отношений в обществе в этом даже нет никакого особого позора. Будь публичная порка узаконенным наказанием замужней женщины за измену, подобные скандалы случались бы реже – за бичеванием мог бы последовать развод. Воспитанная в изящной и изысканной обстановке, такая особа подумала бы дважды, нет, пятьдесят раз, прежде чем пойти на риск, что ее нежное тело исхлестают кнуты, сжимаемые безжалостными руками парочки представительниц ее же пола. Подобная перспектива публичного унижения, страданий, позора и попрания гордости подавила бы в ней животные инстинкты куда действеннее, нежели церемонные судебные заседания и тщательно отобранные присяжные.

Задумайтесь над этим, короли, аристократы и простолюдины! Порка кнутом привязанного к телеге человека некогда была узаконенным наказанием. Если хотите остановить растущую безнравственность и бесстыдные женские пороки, то лучше возродить эту традицию. Вот только применять это наказание нужно в равной степени и к бедным, и к богатым. Ибо вполне вероятно, что резвые графини и герцогини в ваших странах будут нуждаться в подобных «охаживаниях» гораздо чаще, нежели измотанные работой жены тружеников. Роскошь, праздность и любовь к нарядам суть рассадники греха – поэтому ищите его не в лачугах голодающих, а в благоухающих розами и мускусом будуарах аристократок. Ищите его, как бесстрашные врачи ищут возбудителей смертельных болезней, грозящих опустошить огромный город, и затопчите его, если вы можете и желаете сохранить добрую славу о своих странах в глазах грядущих поколений.