Сердце вдребезги, или Месть - холодное блюдо - Юлия Шилова

– В мире загнивающего капитализма живется простопрекрасно, только капитализм там не загнивающий, а процветающий.

Мужчина посмотрел на стоявший у дома серебристый «Мерседес»и с интересом спросил:

– Твоя машина?

– Это мне по работе дали. А дома у меня несколькомашин.

– А как же ты на нескольких ездишь? – В голосемужчины послышалась злость.

– Под настроение. Какое настроение, такую машину изгаража и выгоняю. Вообще-то я сам за рулем не люблю сидеть, у меня для этихцелей водитель есть.

– Хорошо тебе. Значит, буржуем стал.

– Да какой я буржуй?! Посмотри на меня. Разве я на негопохож?

– Еще как. Хорошо тебе.

– Да и не так уж мне хорошо. Я просто много работаю.Кстати, как там Зина?

– Нормально. Что с ней будет-то?

– Не обижаешь?

– Если не выпросит, то не обижаю. Баба должна знатьсвое место.

– Это собака должна знать свое место, а женщина-то причем?

– Баба она и есть та же самая собака, разве только чтоне воет.

– Паша, а хочешь в кафе какое-нибудь заедем? Посидим,выпьем, за жизнь поговорим. У меня еще есть полчаса.

– Да я как-то не одет, чтобы по кафе ходить. Послушай,будь другом, дай мне на бутылку по старой дружбе. Если не хочешь по старойдружбе, то, когда ты в следующий раз из своей Америки приедешь, я тебеобязательно отдам.

– Да не нужно мне ничего отдавать. Растерянный Майклполез в карман, достал из него бумажник и вытащил пару стодолларовых купюр.

Обезумевший мужчина выхватил предложенные ему доллары и расплылсяв безобразной улыбке, обнажив при этом свои гнилые зубы.

– Столько хватит?

– Хватит. Ты не представляешь, как я тебе благодарен.Век не забуду. Я тебе в следующий раз обязательно отдам.

– Да не нужно мне ничего отдавать.

В этот момент из дома вышла спившаяся женщина, от которой заверсту несло перегаром. На голове женщины была грязная, поеденная мольюкосынка, а ее давно не стиранная одежда вызывала даже не жалость, а раздражениена то, что такие, как она и ей подобные, позорят наш женский род. Пашкабросился к женщине и замахал перед ее лицом двумя стодолларовыми купюрами:

– Зина, Зинка! Смотри, сколько у нас теперь денег!Теперь можно бухать целый месяц!

– А кто дал тебе такие деньги? – смачно сплюнулана землю женщина и закашлялась так, будто у нее туберкулез.

– Мишка.

– Какой еще Мишка?

– Да вот, перед тобой стоит. Он раньше в нашем доме навтором этаже жил.

– Мишка?! – Женщина поправила свою косынку иподозрительно посмотрела на Майкла. – Это, что ли, который в Америкууехал?

– Точно! С которым ты раньше любовь крутила. Представь,если бы ты тогда его, а не меня выбрала, то была бы сейчас такой же буржуйкой,как и он.

– Здравствуй, Зина. – В голосе Майкла послышаласьнеподдельная грусть.

– Мишка, ты, что ли? – брезгливо посмотрела нанего женщина. – Ты что сюда прикатил? Посмеяться над нами хочешь? Нетерпелось посмотреть, какими мы стали? А мы такие, какие есть. Мы поамериканским улицам не гуляем, на лимузинах не ездим, в дорогих ресторанах несидим. Пожалеть нас решил, денег дал. Что-то вроде благотворительности. Таквот, жалеть нас не нужно. Мы нормально живем, и нас все устраивает. Я с Пашкойсчастлива и ни о чем не жалею.

– Зина, не понимаю, почему ты злишься? Я просто такприехал. Хотелось увидеть свой дом. Я и не знал, что его скоро будут сносить.

– Будут, – с гордостью ответила Зинаида. – Анас переселят в новые просторные квартиры, где будет лоджия. Так что жизнь непрошла даром. Будет и на нашей улице праздник. А ты катись отсюда, буржуйхренов. Здесь тебя уже никто не ждет. Катись в свою долбаную Америку и жричерную икру ложками. Только смотри не подавись и не сдохни от обжорства. –На глазах женщины появились слезы.

– Зина!

– Иди к чертовой матери! Я уже знаешь сколько летЗина?! Не хрена на меня с такой жалостью смотреть! Может, ты приехал, чтобыпопросить моей руки и увезти меня в Америку?

– Зина, просто вы мои друзья детства, и я хотел васувидеть.

– Увидел?

– Увидел.

– Так теперь вали. И не думай, что я о чем-то жалею. Яс Пашкой счастлива. А тебя я никогда не любила. Неужели ты до сих пор это непонял? И даже когда ты вены себе резал, я в больницу к тебе не пришла. А когдаты в Америку уезжал и мне позвонил, я не пришла тебя провожать. И теперь недумай, что я тебе на шею брошусь. Вон, иди к своей шалаве разодетой, котораятебя на лавочке ждет. Садись с ней в свой глазастый и катись отсюда!

– Зин, ты че пасть открываешь? Кому ты на хреннужна? – вмешался стоящий рядом Павел. – Кто приехал, чтобы тебя вАмерику увезти? Ты на себя в зеркало смотрела?! Ты же выглядишь на всевосемьдесят. От тебя разит, как от скотины, а твоя рожа кирпича просит. Какаятебе Америка?! Ты че тут надумала?! Ты посмотри на него и на себя! Да он быдаже побрезговал взять тебя за руку! Это ты раньше была Зинка-картинка, атеперь твое время прошло. Ты че на человека накинулась?! Он же нам баксы дал.Теперь бухать знаешь сколько можно? Ты же меня сегодня с утра пилишь, чтобы ядостал денег на бутылку.

От этих слов женщина рассвирепела еще больше и заголосила навсю улицу:

– Да не нужны нам его чертовы баксы! Пусть он имиподавится и проваливает ко всем чертям!!!

– Как не нужны? А на че мы бухать будем?

– Лично мне ничего от него не нужно! Я от этогохоленого козла даже копейки не возьму! Катись в свою Америку, идиот! Иди ксвоей шалаве нарядной! Проваливай с нашего двора!

Не выдержав, я встала с лавочки, взяла Майкла за рукав и, несводя глаз с кричащей на всю улицу женщины, произнесла:

– Майкл, пойдемте. Отсюда лучше уехать, а то уже народсобирается. Посмотрите, сколько зевак.

– Да, конечно.

Мы шли до машины под все те же крики и брань пьяной женщины.Я не знала, что чувствовал Майкл, но могла себе это представить. Я чувствовалажуткую неприязнь и раздражение от той нелепой ситуации, в которую мы попали.Мне стало лучше лишь после того, как мы очутились в салоне и плотно закрылидвери.