Убийство по правилам дзен - Суджата Масси

— Или ты переутомился, — заметила я.

Сравнение его испорченного братца с Джуном мне абсолютно не понравилось.

— У тебя же не было брата, — вздохнул Хью, — ты не поймешь. Я только прошу тебя воздержаться от попыток воспитывать Энгуса.

Я была рада, что Хью собирается поговорить с господином Отой о защите Джуна, но обиделась на то, что он считал, будто я пытаюсь командовать Энгусом. Я провела полубессонную ночь, пытаясь придумать, как разрешить ситуацию. Проснувшись в полшестого утра, я представила холодящий утренний ветерок на своей коже и решила выйти на улицу

Быстренько натянув постиранные шорты и свежую футболку Хью, я скользнула в сандалии и взяла плеер. Несмотря на то что моя кассета была заменена на «Девятидюймовые ногти», мне не хотелось терять время на поиски другой кассеты, так что я просто пошла на улицу.

Вставало солнце. Это было очень кстати, поскольку на тротуаре все еще валялись банки из-под пива, бумажные флаеры и прочий хлам, оставшийся с пятничной ночи. Чем дольше я жила в Роппонги, тем меньше мне нравился его статус центра ночной жизни. Когда Хью только въехал в свою квартиру, район этот славился иностранными ресторанами и дискотеками, но сейчас на каждом шагу развелись виртуальные клубы, где за деньги мужчина может пораздевать виртуальных девушек.

После ужасной пробежки я замедлила шаг и погрузилась в задумчивость. Сегодня вечером должна была состояться вечеринка. Придут гости, я встречу их, угощу и попытаюсь продать свои штучки. Но на вопрос «как дела?» я не смогу признаться им, как все на самом деле плохо.

Приближаясь к станции Ногизака, я встретила первых отправляющихся на работу людей. Большинство японцев работает по субботам как минимум полдня, и я почему-то подумала о том восточном мужчине, который дал мне карточку в парке может он видел что-то, что могло бы помочь Джуну? Радуясь такому прекрасному поводу прервать занятия бегом, я поискала мелочь в карманах

К сожалению в Уэно никого не было, кроме какого-то туриста, спящего прямо на лавочке, и нескольких пенсионеров, занимающихся тай чи. Господин Исида, мой друг-антиквар, тоже был среди них. Я помахала ему рукой, но он этого не заметил.

Не найдя никого в парке, я решила сходить на Амейоко выпить чашечку кофе. Поскольку было больше семи утра, некоторые кафе уже открылись. Я послонялась, выискивая самые низкие цены, как вдруг набрела на украшенное зелеными и красными флагами иранское кафе.

Передо мной за столиком сидели четверо темноволосых мужчин. Перед каждым из них стояла чашечка кофе. До меня докатилась волна тягучего, почти шоколадного запаха, и я услышала, как недовольно забурчал мой живот.

Я не слишком хорошо запомнила мужчину, помогшего мне, обратила внимание разве что на его шрам. Поклонившись компании, я медленно заговорила по-японски.

— Телефонные карты? Не понимаю, о чем вы говорите. Я сюда просто позавтракать пришел. — Молодой человек лет двадцати с небольшим посмотрел на меня и провел рукой по своим коротким кудрявым волосам.

Я могла бы поклясться, что это именно он продавал десять карточек за две тысячи иен, но мне не хватало духу произнести это вслух.

— Этот человек мне очень помог, понимаете? — сказала я, доставая из кармана карточку и протягивая ее парню. — Он одолжил мне карточку и на ней все еще есть сорок единиц.

— Новая карточка, — сказал молодой человек — она не размагничена. Могу даже сказать, где ее приобрели.

— Хорошо. Но я просто хочу отдать ее тому человеку.

— У всех есть телефонные карточки. Как по-вашему, мы должны искать ее хозяина? И откуда мы можем знать, что вы не из полиции?

— Ну, у них вряд ли есть такая штука. — Я показала свою регистрационную карточку иностранца.

Они взяли ее и так долго рассматривали, что я заволновалась, как бы им не вздумалось присвоить ее. Такие карточки давали право на работу, и чья-нибудь жена или подруга вполне могла ею воспользоваться. И где, в конце концов, владелец кафе? Еще и двух минут не прошло, а я уже напугана.

— Так ты тоже иностранка? У тебя японское имя. — Старший из мужчин покачал головой и пристально взглянул на меня.

— Да, я из Америки, — сказала я, не спуская глаз со своего документа.

— А конкретно? Мой брат — владелец персидского ресторана в Нью-Йорке.

— Я не из Нью-Йорка, а из Сан-Франциско.

Мои слова вызвали между ними краткую дискуссию, из которой я не поняла ни слова, но регистрационная карта вернулась наконец ко мне в руки.

— Когда тебе дали телефонную карточку? — спросили они.

— В среду, — ответила я.

— Это когда произошло убийство, да? Нам не повезло. Какой-то полицейский-расист ударил Хасана.

Широкая голубая занавеска, скрывающая кухню, зашевелилась, и я услышала чей-то голос.

— Я помню ее, — по-английски сказал голос.

Мужчина со шрамом, одетый в чистый белый фартук, голубые джинсы и футболку с коротким рукавом шагнул из-за занавески в кафе.

— Меня зовут Рей Симура, — представилась я. — А вы Хасан?

— Нет, меня зовут Мохсен. Вам необязательно было возвращать карточку, но в любом случае спасибо.

— Мне нужно было позвонить в полицию. Я же не знала, что они прицепятся к вам. Если бы знала... Я прошу прощения.

— А к кому еще вы могли обратиться? — проворчал Мохсен. — Там тупиковая улица, в любом случае вам пришлось бы бежать в парк.

— Простите, может, вы помните кого-нибудь, кто был там до меня?

— Конечно, — кивнул он, — но никто из них не показался мне убийцей.

— А как они выглядели? Это так много может значить, — понизив голос, сказала я, что, впрочем, не избавило меня от пристального внимания мужчин за столом.

— Вы собираетесь мне заплатить? — горько рассмеялся человек со шрамом. — Пять тысяч иен, которые я зарабатываю тем, что мою кофейные чашки двенадцать часов в день?

— Я не хотела оскорбить вас...

— Не важно. Я не имею никакого отношения к этому делу, — сердито сказал Мохсен.

— Мой друг попал в беду. Чтобы спасти его, мне надо знать, кого вы видели.

— Ну, я видел пожилого мужчину живущего по соседству, — поколебавшись, сказал Мохсен. — Я знаю его, поскольку он плюнул в мою сторону. Видел троих детей в школьной форме. Видел японку. Она выглядела довольно странно: на ней было светлое кимоно, а прическа была старомодная, как будто она выступает где-то в театре или музыкальной группе.

— Чиндонья, — кивнула я, вспомнив о бродячих музыкантах. — А у женщины на лице не было родинки?

— Не знаю. У нее на лице был белый грим, так что я даже возраст ее определить не могу.

В костюме мог быть кто угодно. В этой части Токио любой, кто носит традиционный костюм, сошел бы за работника сувенирного магазина, ресторана или же за музыканта.