Ледяной сфинкс - Валерия Вербинина

Дама подняла голову, на ее лице отразилось колебание. Боткин был почти уверен, что получит отказ, но неожиданно девушка сказала: «Хорошо», – и удалилась.

– Морфий будет, – сообщил успокоенный Боткин, возвращаясь к больному.

Александр ничего не ответил. Он долго держался из последних сил, но теперь они покинули его. Барон откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Открыл их, когда что-то звякнуло, и сразу же натолкнулся на взгляд Амалии. Стоя возле двери, девушка протягивала склянку доктору со словами:

– Я могу вам еще чем-нибудь помочь?

Александр хотел провалиться сквозь землю, а Боткин, подумав, сказал, что ему нужно, чтобы кто-нибудь держал руку, пока он будет вытаскивать осколки, и если барышня не боится вида крови…

– Нет, – решительно заявила Амалия, – не боюсь.

Затем она сняла шляпку, и доктор, спохватившись, помог девушке снять пальто.

Тут Александр сильно пожалел, что сразу не согласился на предложение Боткина ехать в госпиталь, но делать было нечего. Больше всего он мучился от того, что сидит перед Амалией грязный, окровавленный, с отрезанным рукавом, с левой рукой, покрытой ранами, из которых течет кровь, – все это было настолько не comme il faut, что барон был готов умереть на месте от стыда.

Молодой человек отвернулся и стал старательно рассматривать узоры на обоях, чтобы не встречаться взглядом с Амалией. Что-то снова звякнуло, левая рука немного онемела, но он почувствовал, как ее сжали теплые пальцы, и весь подобрался.

– Больно?

– Что? – Ему все-таки пришлось повернуть голову и посмотреть ей в глаза.

– Вам больно?

– Нет! – сердито ответил Корф и отвернулся.

По правде говоря, разглядывать обои было совершенно неинтересно. Но вот Боткин кашлянул и отодвинулся. Не утерпев, Александр скосил глаза и увидел, что тот изучает извлеченные из его руки осколки.

– Куски жести, – задумчиво проговорил доктор. – Жестяная оболочка. Это значит, что бомба, скорее всего, была самодельная. – Он вздохнул. – Мне придется забрать их, господин барон, и передать тем, кто будет вести следствие.

– Как вам угодно, господин лейб-медик.

Боткин перевязал руку, и Александр сделал движение, чтобы подняться, но у него потемнело в глазах, и он опустился обратно в кресло.

– Сударь, сударь, – вмешался врач, – не так скоро!

– Я принесу воды, – сказала Амалия.

Александр позеленел, но возмутился:

– Не надо мне никакой воды!

Однако вода была принесена, и ему пришлось ее выпить, после чего он и в самом деле почувствовал себя немного лучше.

Хлопнула дверь, и в комнату без стука влетел Серж Мещерский. Завидев Александра, князь застыл на пороге.

– Ты жив! Боже мой!

– Да, – мрачно ответил Александр, дернув щекой. – Не повезло.

– Мне сказали, что ты погиб! Что тебя разорвало на части! Тебя ранили? Ты… – Серж хотел добавить еще что-то, но тут заметил Амалию и осекся. – Прошу прощения, сударыня. Князь Сергей Мещерский. – Молодой человек светски поклонился. – Из-за этих ужасных событий мы все просто голову потеряли.

– Простите, князь, – подал голос Боткин. И обратился к Александру: – Завтра я жду вас, чтобы осмотреть руку. Советую вам покой в ближайшие два-три дня, потому что, хотя раны ваши не так уж опасны, крови вы потеряли порядочно. – Он обернулся к Амалии. – Благодарю вас, сударыня. Вы проявили отменное самообладание!

– Вы слишком любезны, сударь, – ответила Амалия. – Я просто сделала то, что сделал бы на моем месте любой человек.

Девушка потянулась за перчатками, и Серж с поклоном помог ей надеть пальто. А затем спросил:

– Приказать подать вашу карету, сударыня?

Амалия внимательно посмотрела на него, и глаза ее сверкнули.

– Не трудитесь, она уже у подъезда. Прощайте, господа!

Улыбнувшись князю, попрощалась с доктором, который собирал свои инструменты, и удалилась.

– Кто это? – требовательно спросил Мещерский, оборачиваясь к Александру.

– Она, – коротко обронил тот.

– Кто?

– Амалия Тамарина, – нехотя буркнул молодой офицер.

– Вот как? А что она делает во дворце?

– Не знаю. – Барон поднялся на ноги и пошатнулся. Серж поддержал его.

– Тебе надо домой, – сказал князь. – Я позову Степку.

– Не стоит, – поморщился Александр. – У его родственников в семье крестины, и я отпустил его утром.

– Не очень-то удачный день выбрали для крестин, – усмехнулся Серж. – Ладно, тогда я тебя отвезу. Идем!

Мещерский засуетился, кликнул своего денщика, велел ему принести запасную шинель и помог Корфу надеть ее. Левая рука побаливала, и Александр не стал просовывать ее в рукав, а накинул шинель сверху.

Молодые люди спустились по служебной лестнице. Во дворе, прервав разговор с Волынским, к ним бросился граф Строганов.

– Мальчик мой! Ты жив? А мне наговорили бог весть что! Какое счастье, что все обошлось!

Граф сделал попытку обнять Александра – и, как нарочно, задел раненую руку.

– Осторожнее, – вмешался Серж, – он ранен!

– Ради бога, прости, – поспешно сказал сенатор, отстраняясь. – Я могу чем-нибудь помочь?

– Я бы хотел отвезти его домой, – сказал Мещерский. – Если вас не затруднит дать вашу карету…

– Да-да, конечно!

Строганов захромал прочь – распорядиться насчет кареты, а Александр увидел Амалию, которая только что показалась из другого выхода, натягивая перчатки. Волынский удивленно посмотрел на нее, но она, по-видимому, даже не заметила его. Девушка смотрела на черно-желтый императорский штандарт, который медленно полз вниз по флагштоку.

С площади донесся гул – находившиеся на ней люди поняли, что императора Александра Освободителя больше нет. На глазах у Амалии выступили слезы, и она смахнула их рукой.

– Сударыня…

Неловко, прихрамывая, к ней подошел Александр.

– Я хотел бы поблагодарить вас… – Барон запнулся. Говорить под этим открытым, прямым взглядом было особенно тяжело.

– Не стоит благодарности, – довольно сухо промолвила Амалия. – Я ничего не сделала.

– Я так не думаю. – Девушка повела плечом, словно показывая: неважно то, что думает он, а важно как раз то, что думает она. – Мой крестный предоставил свою карету, – продолжал Александр. – Если вам угодно, мы можем доставить вас до дома.

Амалия равнодушно поглядела на него, на Сержа, который маячил позади, стараясь не пропустить ни слова из их разговора, на старого графа Строганова, который приблизился, тяжело опираясь на трость. Потом, покачав головой, произнесла: