Каждые пятнадцать минут - Лиза Скоттолайн

– Спасибо вам. И обнимите ее от меня, хорошо?

– Само собой. Звони в любое время. Ты же знаешь – я всегда рад поболтать с тобой.

– Спокойной ночи. – Эрик повесил трубку, доел свой сэндвич и снова взялся за кисть.

Воскресным утром, когда Эрик открыл дверь кабинета, Макс уже сидел в пустой приемной.

– Доброе утро, Макс. Заходи.

– Привет. Спасибо. – Макс едва поднял глаза, входя в кабинет, голова его была низко опущена. Он был в той же одежде, что и накануне, и от него попахивало, словно ему не помешало бы принять душ. Эрик попытался поймать взгляд Макса, закрывая за ним дверь кабинета.

– Как ты?

– Да ужасно! Я вообще не могу спать, я все время тюкаю себя в голову, и Буле хуже. Она ничего не ест – вчера за весь день только выпила кофе и поела немного печенья. – Макс так и не сел. Когда он наконец взглянул на Эрика, в глазах у него светились боль и отчаяние. – Я совершенно вымотан, и мне реально нужны лекарства. Вы ведь выпишете их мне, доктор Пэрриш?

– Пожалуйста, присядь, и продолжим разговор…

– Ну почему вы не можете просто выписать мне лекарства, доктор Пэрриш? – Макс сцепил руки в замок. – То есть… ведь я за этим к вам и пришел. Это тюканье… эти мысли, все вместе – мне нужна помощь!

– Макс, нельзя ожидать, что тебе станет лучше уже после первого сеанса, надо быть реалистами.

– Да я знаю, что нужно больше сеансов, и я хочу, чтобы мне стало лучше, поэтому я и прошу выписать мне лекарства!

– Сядь, пожалуйста. – Эрик указал ему на кресло. – Мне казалось, я уже объяснял тебе, что у лекарств бывают побочные эффекты…

– Какие, например? Я не собираюсь убивать себя, обещаю! – Макс опустился в кресло.

– Это только одно из побочных действий, хотя, разумеется, самое неприятное. – Эрик встретился с Максом взглядом и сел напротив него, положив на колени блокнот.

– Но я не собираюсь этого делать, клянусь. – Теперь Макс говорил почти шепотом. – Я нужен Буле, и я в порядке, просто мне нужна помощь.

– Я понимаю, но сначала нам нужно поговорить, чтобы я лучше представлял себе, с чего начать твое лечение.

– Мы уже достаточно разговаривали.

– Я только начал узнавать тебя. – Эрика беспокоил тот факт, что Макс явно переживает кризис, но он не мог даже госпитализировать его, не убедившись, что он представляет потенциальную опасность для себя или окружающих. – Давай сменим тему. Расскажи мне о бабушке.

– Ну, она плоха. Реально плоха. Вчера приходили работники хосписа, потом социальный работник. – Лицо Макса потемнело, он запустил в волосы растопыренную пятерню.

– И как это было? – Эрик отметил, что волосы парня выглядят сальными, и сделал запись в блокноте.

– Они были очень любезны. Дали мне график своих посещений и такую, знаете, книжечку под названием «Когда время приходит…» или что-то вроде того. – Макс фыркнул. – Как будто они не в курсе, что существует интернет и что там можно найти все, что нужно. Я уже все нашел. Ну, зато они помогли мне перенести Булю в гостиную и привезли нам такую кровать, знаете, как в больнице, и кислородный аппарат. Они даже дали мне набор с морфином и транквилизаторами.

– Обычно они дают «Ативан».

Эрику не понравилось, что у парня есть прямой доступ к лекарствам, особенно таким сильнодействующим, как «Ативан», «Валиум», «Клонопин» или «Ксанакс» – они вызывают зависимость и производят эффект, похожий на алкогольное опьянение после нескольких доз спиртного. – Очень печально, что они дали это все тебе. Очень неразумно.

– Да нет, на самом деле не так. Мать была дома и встречала медсестру, так что они дали все это ей. А потом она смылась. Она пока в состоянии соблюдать приличия. Даже сказала сестре, что бывает дома каждую ночь.

– Не трогай эти лекарства, договорились?

– Конечно, да и они запакованы, и медсестра сказала, что если бабушке станет хуже, если боли усилятся или она начнет беспокоиться, мы должны ей позвонить. Ну, точнее, я должен ей позвонить – потому что матери-то все равно не бывает. – Глаза Макса вспыхнули от боли, он закусил губу: – Это называется терминальное возбуждение – так они сказали. Такое бывает, я читал в инете.

– А твоя мама была дома, когда приходил соцработник?

– Нет, ее не было. – Макс снова фыркнул. – Да я могу все сам, я все делаю, мне помощники не нужны. И если что – я все сделаю сам и буду уверен, что все сделано правильно.

Эрику трудно было даже представить тот груз ответственности, который нес этот мальчик.

– Так тебе что, никто не помогает? А сейчас кто с бабушкой дома?

– Из хосписа прислали сиделку, она с ней сейчас. Ее зовут Моник, она с Ямайки. У нее, конечно, дичайший акцент, мы ее вообще почти не понимаем, но она нам нравится. – Макс немного просветлел. – Буля любит петь, и Моник поет с ней вместе, все эти старые песни, знаете – Джуди Гарленд и все такое. Они пели «Ты заставил меня полюбить», когда я уходил, а завтра Моник собирается принести какую-то «Красную полоску».

Эрик улыбнулся.

– Это хорошо для бабушки. Как раз то, что ей нужно.

– Вот и я говорю. – Макс коротко хихикнул, но тут же остановил себя. – Мне бы хотелось самому быть там, но она велела мне идти к вам, а потом на работу, чтобы все шло своим чередом. Как будто все нормально.

– Я ее понимаю, а ты?

– Ну… да. Но я сказал начальнику, что работать буду только утром, потому что в это время она все равно всегда спит. А в полдень начинается ее любимое шоу по телевизору, и мы посмотрим его вместе. – Макс горько улыбнулся: – Она фанатка «Золотых девочек»[8].

Эрик улыбнулся, тронутый этой искренней любовью и заботой. Но его волновал вопрос, придет ли сегодня утром на занятия Рене Бевильакуа.

– Ты работаешь по воскресеньям?

– Ага, многие студенты устраиваются на лето на работу, поэтому приходится заниматься только по выходным.

Эрик сделал пометку: «Рене – утром?»

– Тебе будет очень трудно выдержать все то, что тебе предстоит, да еще работа…

– Да уж наверное. – Макс помолчал, видимо, пытаясь собраться с мыслями. – Это все ужасно, знаете, понимать, что она… что это конец. Я все время думаю – сколько ей еще осталось? Ну, типа – как долго может прожить человек, если он не ест и не пьет? Я спрашивал у Моник – но она сказала, что это все индивидуально. А вы как думаете?

– Я думаю, у сиделки из хосписа в этом смысле опыта больше, чем у меня.

– Да я просто хочу знать, вы же доктор – как вы думаете? Сколько ей еще осталось? В инете написано, что если не есть и не пить – проживешь от трех до пяти дней.