Доизвинялся - Джей Рейнер
Шрифт:
Интервал:
– Отличный спектакль, Марк. Тянет на «Оскара».
Я открыл рот, чтобы ответить, но этот кто-то уже затопал дальше по проходу. Я указал на экран:
– Все в редакции это видели?
– Судя по разговорам, все. Вы превращаетесь в культовую фигуру. Да, впрочем, вы всегда ею были.
В голове у меня возникла картинка: десять, сто, тысяча компьютерных экранов, и на всех крутится слезливый ролик, эдакое малое чудо показных эмоций и мультимедиа. Как запись попала в рассылку по электронной почте? И сколько человек в Великобритании ее теперь посмотрели? А в Америке? А во всем мире? Мне внезапно показалось, что я преследую себя со всех до единого гудящих компьютеров на этаже, и этажом ниже, и этажом выше.
Наклонившись к компьютеру, я услышал, как говорю: «Прости, Дженни. Я очень, очень виноват перед тобой. Прости меня за все». Марк Бассет на экране несколько раз моргнул, потом изображение погасло.
Я перезвонил Линн.
– Ты пока в Интернете ничего про меня не видела, а?
– Что?
– Тебе никто по почте ничего не присылал?
– Марк, не уходи от темы. Ты отказался делать то, что велел Хантер?
Значит, еще не видела. Пока.
– У меня не было выбора. Тут дело принципа. Нет смысла нападать на людей, если…
– Только не произноси этого слова, Марк.
– Если потом я все равно перед ними извинюсь.
– Тогда перестань, черт побери, извиняться. Вернись в кабинет Хантера. Скажи ему, что он прав. Скажи, что хочешь переписать колонку. Верни себе работу. Живи своей жизнью, чтобы мы могли жить нашей.
– Это единственное, что для тебя важно? Чтобы я зарабатывал денежки и мы веселились до упаду?
– Нет. Для меня важно, чтобы ты перестал валять дурака и снова стал Марком Бассетом, которого я знаю.
– Или тебе просто не нравится Марк Бассет, которым я становлюсь? В этом все дело? Ты хочешь, чтобы я остался прежним, ведь тогда ты знаешь, что тебе делать.
– Думай, что говоришь, Марк. Погляди, что с тобой происходит. Ты потерял работу. Ты ведешь себя так, будто потерял рассудок. И знаешь что еще? Если так и дальше все пойдет, ты и меня потеряешь.
– Подожди. Мне кто-то звонит.
– Что?
– Секундочку.
– Черт бы все побрал, Марк! Ты что, думаешь, что я…
Я перевел ее звонок в режим ожидания и нажал на кнопку приема другого. Меньше чем через минуту я к ней вернулся.
– Извини.
– Кто это был? – Дженни Сэмпсон.
– Что ей нужно?
– Сказала, что ей нужно срочно со мной встретиться.
– И ты поедешь?
– Правду сказать, мне тоже нужно поговорить с ней кое о чем важном.
– Более важном, чем твоя работа?
– Послушай, любимая, давай поговорим попозже. Ладно?
– Не давай обещаний, которых не можешь сдержать, Марк Бассет. Кто знает, как надолго ты понадобишься Дженни Сэмпсон.
Дженни вела меня по огромному гулкому коридору в недра здания. Я тащился следом и твердил:
– Почему ты это сделала? Почему ты это сделала?
Она покачала головой и, не оглядываясь, ответила:
– Это не я. Честное слово, не я. Тут ты должен мне поверить.
У массивной деревянной двери Дженни остановилась, положив пальцы на ручку, заговорщицки наклонилась, так что ко мне качнулся пластиковый пропуск, висевший у нее на шее. Его прикосновение показалось на удивление интимным и нежным.
– Тут все ужасно тобой интересуются, – сказала она и открыла дверь.
В голом функциональном помещении было с полдюжины человек. Один сидел у длинного стола для совещаний, двое других заглядывали ему через плечо в открытую папку перед ним, их собственные пропуска свешивались почти на плечи первому. Еще один возился с видеомагнитофоном на громоздкой тележке, поверх которого был установлен большой телеэкран. В дальнем углу комнаты пожилой человек лет, наверное, шестидесяти с небольшим стоял у открытого окна и курил сигарету, которую держал между суставами, так что всякий раз, затягиваясь, закрывал себе рот узкой ладонью с длинными пальцами. Его зимне-серебристые волосы были аккуратно и коротко подстрижены, поблескивали и переливались на свету шерстяные нити в дорогой материи серого костюма. На шее еще одного стоявшего рядом и более растрепанного мужчины висела целая гирлянда пластиковых карточек. Он стоял, прислонясь к стене, спиной к окну, лицом к комнате, хотя было очевидно, что, глядя в противоположные стороны, эти двое разговаривают. Когда Дженни ввела меня, этот второй на полуфразе оттолкнулся от стены.
У меня за спиной Дженни просто сказала:
– Стивен Форстер, познакомьтесь с Марком Бассетом.
– Какое счастье, мистер Бассет. Рад, правда рад. Входите, входите. Позвольте представить вам… – Он посмотрел мимо меня. – Или лучше потом, Дженни, что скажете?
– Наверное, сначала запись? – спросила она.
– И потом?
– И потом. Вот именно.
– Великолепно. Да. Сюда, пожалуйста, Марк. Почетного гостя, думаю, посадим вот сюда.
Подведя меня к стулу у окна, он похлопал меня по плечу, а сам сел во главе стола. С моего места мне было видно, что к видеомагнитофону подключена маленькая цифровая камера, но ее объектив повернут в сторону. Остальные тоже расселись. Только человек у окна остался где был. Он наградил меня выверенной полуулыбкой и снова повернулся пускать дым над городскими крышами, точно мой приход оторвал его от каких-то великих замыслов. С его губ в окно вырывалась ровная голубовато-серая струя. Положив дымящуюся сигарету на карниз, он щелчком послал окурок над крышами, а потом повернулся настолько элегантно, что я тут же почувствовал себя неуклюжим, сделал несколько шагов и сел в другом конце комнаты. На середине стола стоял какой-то покрытый накрахмаленной белой салфеткой предмет, который я принял за блюдо.
– Давайте начинать, – сказал Форстер. – Сначала нам стоит еще раз посмотреть запись Дженни, просто чтобы напомнить себе, зачем мы тут сегодня собрались. – Все пробормотали что-то утвердительное. – Джо, будете так любезны? – Мужчина помоложе, в джинсах и свободной ковбойке, на дальнем конце стола потянулся и нажал какую-то кнопку сразу под телевизором.
Камеру я узнал за долю секунды до того, как услышал, как голос Дженни в записи говорит: «Видишь красный огонек спереди, сразу под объективом?» Потом возникло мое лицо (пугающе большое и сальное в телеэкране) и прищурилось в объектив.
Я охнул, и Дженни взяла меня за руку.
– Не волнуйся, – прошептала она. – Все будет хорошо.
Но чего тут хорошего? Да, конечно, пятнадцать лет назад я совершил дурной поступок. Я предал Дженни. И, возможно, по прочувствованности моих извинений она хотя бы частично поняла, какое глубокое удовольствие я получил от моей записанной на камеру исповеди. Но действительно ли меня стоит так унижать? Оправдывает ли это организацию «совещания», чтобы морально стереть меня в порошок? Я даже не знал, что хуже: что запись анонимно послали по электронной почте всем на свете или что меня заставили сидеть здесь, где эта пытка будет такой личной и где мне некуда деться из четырех стен.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!