Медведки - Мария Галина

– Что? Нет, это тут, у нас. Можно сказать, под самым твоим носом.

Я рассеянно взглянул на газету, которую он тыкал мне под нос старческой рукой со вздутыми синими венами, и поймал себя на том, что не могу вспомнить его молодым. Но ведь он же был молодым! И кажется, уже тогда таким же помпезным, легко раздражающимся ритуальщиком. Черт, а я-то кто?

Газета была местная, а рубрика называлась «Наши знаменитые земляки».

Дальше шел заголовок, они, наверное, нарочно нанимают таких журналистов, которые не способны порождать ничего, кроме банальщины:

ВМЕСТЕ МЫ – СИЛА!

Более двадцати человек съедутся в наш город, чтобы познакомиться друг с другом на обеде, который будет дан в их собственную честь.

Всего лишь несколько месяцев назад переехал в наш город предприниматель Сергей Сергеевич Сметанкин. Однако за это время он успел не только развернуть здесь свой бизнес, но и предпринять беспрецедентные усилия, не связанные с его основным видом деятельности. Он задался целью найти и познакомить друг с другом дальнюю и ближнюю родню по отцу и матери. Еще в раннем детстве потеряв вследствие трагического инцидента своих родителей, он тем не менее проследил свою семейную историю в глубь веков и пригласил свою многочисленную родню в наш город. Тимофеевы, Доброхотовы, Хржановские и Скульские впервые увидят друг друга, и, возможно, этот неожиданный праздник послужит поводом для возобновления старых родственных отношений – а то и для новых неожиданных знакомств и встреч. «Никто так не умеет ценить родню, как мы, бывшие детдомовцы, – сказал Сергей нашему корреспонденту. – Не знаю, будут ли рады мне новые родственники, но я счастлив обрести их. Надеюсь, эта встреча станет для нас праздником. Я давно мечтал увидеть потомков тех, кто сохранился лишь в фотографиях на страницах моего семейного альбома, и предпринял значительные усилия, чтобы разыскать их и собрать всех вместе». Итак, в ближайшие выходные в гостинице «Ореанда» соберутся люди, которые ничего не знают друг о друге, но тем не менее связаны незримой нитью родства. «Нет ничего важнее родных людей, – добавил Сергей, – и это единственный капитал, который не обесценивается».

Нам остается только поздравить Сергея с этой замечательной инициативой и позавидовать его многочисленным родственным связям.

Тут же имелась и фотография Сметанкина, впрочем, отфотошопленная, пригламуренная, отчего черты лица, и без того неуловимые, казались совсем неопределенными.

– Папа, – сказал я, – не хочу тебя огорчать, но это афера. Сплошное вранье.

– Почему ты никогда не веришь людям? – вспыхнул папа. – Почему всегда думаешь о людях плохо?

Он думал хорошо обо всех, кроме меня. И кроме своих бывших сослуживцев. Вообще обо всех, кроме тех, кого знал лично.

– Потому что я знаю этого человека.

– Вздор, – сказал папа, – откуда ты его можешь знать? Он тебя на порог не пустил бы. Приличный человек, своя фирма.

– Ты же сам всегда говорил, что все бизнесмены – жулики.

– Бизнесмен – это одно, – сказал папа, – а деловой человек совсем другое. Я пойду. И тетя Лиза пойдет.

– Куда? – Я вернул ему газету, и теперь он прижимал ее к себе. Я увидел, что руки у него дрожат.

– На собрание родственников, – сказал папа, – наконец-то у меня завелся приличный родственник. Не то что ты.

Я стоял посредине темноватой, грязноватой комнаты с пузырящимися обоями и не знал, что сказать.

– Что смотришь? – раздраженно сказал папа. – Его прабабушка, та, которая переехала в Красноярск и вышла замуж за профессора географии, – это ведь и твоя прабабушка. Только он не Хржановский, а Крыжановский. И они в Тибет вместе в экспедиции ходили, а потом пропали без вести там, и слава богу, что пропали. Наверное, их махатмы предупредили, потому что за ним уже пришли. Засаду устроили у них на квартире, месяц не уходили, надеялись, что вернутся. И вот один из них, Яков, совсем молодой еще, и их старшая дочь, Вера... Там была большая семья, строгих нравов, она их не приняла. Так что он уехал и маму с собой увез. Она уже была Соней беременна.

– Папа, – сказал я и замолчал.

– Но в войну они помирились, – продолжал папа, – мы у них жили, в эвакуации. И мама, и я, и Сонечка. Жалко, Будду продать пришлось, бронзового. Здоровенный такой Будда был. Они из Тибета его привезли, из первой экспедиции. Или из Монголии, не помню. Мама взяла его на память, когда уезжала. Я помню, у них было много всяких странных штук, наверное, еще остались. А Будда этот даже оккупацию пережил, мама его черной краской выкрасила и оставила у Анюты в дворницкой, Анюта его вместо груза использовала, когда капусту квасила. А потом, после эвакуации, вернула, вот были же честные люди. Его керосином оттерли, и он стал как новенький. А потом ты маленький болел очень, острый аппендицит с осложнениями какими-то... Мы тебе лучшего хирурга нашли, но Будду пришлось в комиссионку сдать. От тебя вечно одни неприятности.

– Папа...

– И я бы на твоем месте тоже пошел, – сказал папа, – познакомишься с приличным человеком.

* * *

В подворотне, сколько я себя помню, осенью стоит лужа. Иногда в ней пляшет свет печальной лампочки, свисающей со свода, иногда лампочка разбита. Иногда лужу морщит от ветра, тогда черная вода становится серой. Сейчас она гладкая и в ней отражается огромный разноцветный Ктулху.

Рядом с Ктулху готическим шрифтом выведено:

ОН ГРЯДЕТ!

Ниже, помельче:

осталось 7 дней

Не думаю, что Ктулху восстанет из лужи. Тем не менее я обошел ее как можно осторожней, прижимаясь к противоположной стене – уж очень она была здоровенная. И, стоя рядом с приворотной, ушедшей в землю чугунной тумбой, вытащил мобильник. Вроде эти тумбы раньше ставили, чтобы конные экипажи, въезжая во двор, не ударялись боками о стены. Не знаю...

– Да? – деловито сказал Сметанкин. На заднем плане опять был какой-то шум, грохот, визг дрели... Основательное он, по всему, вьет себе гнездо.

– Слушайте, Сергей, что это за ерунда?

Я вдруг почувствовал, что у меня трясутся руки – точь-в-точь как у папы, когда он держал газету.

– Зачем вы врали моему отцу?

– Вашему отцу? – Где-то вдалеке Сметанкин возвысил голос, стараясь перекричать дрель. – Фигня какая-то. Я не врал вашему отцу.

– Ну как же, Блинкин, Александр Яковлевич, он теперь говорит, что он ваш родственник! Что за... – Я поймал себя на том, что тоже кричу, хотя здесь было тихо, только какая-то тетка с кошелками попыталась обойти лужу с моей стороны, но испугалась, передумала и стала пробираться по противоположному краю лужи. Ктулху ей показался безопасней.

Я слышал, как Сметанкин говорит в сторону «Да тише же!», и дрель вдалеке замолкла.

– Блинкин, точно. Пожилой такой. Он на меня через заметку вышел. Надо же, а я сначала был против, когда этот журналист ко мне приперся, чего, думаю, лезет, это семейное дело. А вон как здорово получилось, оказывается, у меня и тут родня есть, а я не знал.