Роковой романтизм. Эпоха демонов - Евгений Жаринов

И еще немного о том, что Романтизм стал колыбелью массового общества и всей массовой культуры. И дело здесь не только в образах вампира и графа Дракулы, в образе Франкенштейна и доктора Джекила и мистера Хайда, этих безусловных порождений романтической эстетики, но и, например, в рок-культуре, без которой мы не можем представить себе бунт молодых. Утверждаю, что рок-культура по своей природе тоже романтическая. Все эти Джаггеры, Джоплин, Моррисоны, Боб Марли и прочие заметные фигуры по своей природе были l’enfant terrible, людьми, выбивающимися своими поступками, словами, наружностью и манерами из общего серого плана послушных конформистов. Девиз Джаггера: «Секс, рок-н-ролл и наркотики» был общим для этих «ужасных» детей конца шестидесятых и семидесятых годов. Группа «Doors» Моррисона уже в самом названии говорила о стремлении увести слушателей за пределы бытия своими шаманическими ритмами. А сам Моррисон являл собой и ангела, и демона одновременно. Не случайно на знаменитом парижском кладбище Пер-Лашез есть только две «живые могилы», у которых ни днем, ни ночью не прекращается тусовка, и это могилы двух романтиков: Оскара Уайльда, еще одного l’enfant terrible, и Джима Моррисона. В рок-культуре есть даже магическая цифра — 27. Именно в этом возрасте ушли из жизни многие звезды, потому что, как сказал еще один знаменитый романтик: «Тот, кого любят боги, умирает молодым».

Фигура императора Франции неизменно притягивала к себе восторженные взоры современников. «Невозможно было, побеседовав с ним десять минут, — пишет один из них, — не признать в нем человека с широким кругозором и с исключительными способностями». Стендаль, его верный поклонник, вместе с великой армией участвовавший в Московском походе в качестве интенданта, так характеризует своего кумира в период после итальянского похода и накануне прихода к власти: «Тем временем и молодому генералу и всем вообще стало ясно, что во Франции нет такого поста, который являлся бы подходящим для него. Даже жизнь частного лица, и та для него была полна опасностей; в славе, его окружавшей, и в его манере держать себя было нечто необычайно романическое, необычайно увлекательное… Нередко в этот период, как и впоследствии, когда им овладевало уныние, Бонапарт страстно жаждал покоя, мирной, частной жизни. Ему казалось, что на лоне природы он обретет счастье».

Фатализм, вера в судьбу, в свою избранность — это одна из ведущих черт романтических возвышенных личностей. Наполеон был человеком своей эпохи. Он любил яркие фразы и афоризмы. «На той пуле, которая меня убьет, будет начертано мое имя», — любил повторять кумир целого поколения.

«Язык, мысли, манеры, — пишет Мельци, — все в нем поражало, все было своеобразно. В разговоре, так же как и на войне, он был чрезвычайно находчив, изобретателен, быстро угадывал слабую сторону противника и сразу же направлял на нее свои удары. Из всех его способностей его самая выдающаяся — это поразительная легкость, с какою он по собственной воле сосредоточивал свое внимание на том или ином предмете и по нескольку часов подряд держал свою мысль как бы прикованною к нему, в беспрерывном напряжении, пока не находил решения, в данных обстоятельствах являвшегося наилучшим. От природы вспыльчивый, решительный, порывистый, резкий, он в совершенстве умел быть обворожительным и посредством искусно рассчитанной почтительности и лестной для людей фамильярности очаровывать тех, кого хотел привлечь к себе».

Эта мужественная душа, по свидетельству современников, обитала в невзрачном, худом, почти тщедушном теле. Энергия этого человека, стойкость, с какою он при таком хилом сложении переносил все тяготы, казались его солдатам чем-то выходящим за пределы возможного. Здесь кроется одна из причин неописуемого воодушевления, которое он возбуждал в войсках.

Но Наполеон, как и любой другой романтик, по меткому выражению В. Г. Белинского, мог «высоко говорить, но дурно поступать». Дело в том, что возвышенные личности «почитают всех нулями, а единицами себя». Вспомним Раскольникова, героя романа Достоевского, разделяя людей на «тварей дрожащих и право имеющих», он постоянно сравнивал себя с Наполеоном. Эта обратная сторона романтического титанизма, как мы видели выше, разбирая биографии известных писателей и поэтов, всегда будет давать знать о себе. Так, во время неудачного египетского похода Наполеона историки вменяют ему в вину следующие факты:

1. избиение пленных в Яффе;

2. отравление, по его приказу, больных солдат его войск под Сен-Жан-д’Акр;

3. его мнимое обращение в мусульманство;

4. его отъезд из армии.

О событиях в Яффе Наполеон рассказал на острове Эльба следующее: «В Яффе я действительно приказал расстрелять около двух тысяч турок. Вы находите, что это чересчур крутая мера? Но в Эль-Арише я согласился на их капитуляцию под условием, что они возвратятся в Багдад. Они нарушили это условие и заперлись в Яффе; я штурмом взял этот город. Я не мог увести их с собой в качестве пленных, потому что у меня было очень мало хлеба, а эти молодцы были слишком опасны, чтобы можно было вторично выпустить их на свободу, в пустыню. Мне ничего другого не оставалось, как перебить их». Помимо этого следует упомянуть и резню в Каире. Жители Каира поднимают восстание против гарнизона; Наполеон не удовлетворяется тем, что велит казнить тех, кто был захвачен с оружием в руках. Он заподазривает их духовенство в том, что оно втайне подстрекало их к мятежу, и велит арестовать двести духовных лиц; они приговариваются к расстрелу. Каирская резня привела в ужас весь мусульманский мир. «С тех пор, — говорил Наполеон, — они стали выказывать мне преданность, так как убедились, что мягкость чужда моему управлению».

Относительно же отравления больных и раненых мы знаем, что Наполеон сам рассказывал ряду лиц, что хотел приказать врачам отравить опиумом некоторое число больных в своей армии. Излишний обоз сковывал его маневр. Но противоречивость натуры будущего императора заключалась в том, что все те, кто описывает эти события, единогласно признают, что во время сирийского похода Наполеон проявлял заботу о больных и раненых солдатах. Он сделал то, чего ни один полководец до него не делал: посетил лазареты, где лежали чумные больные, беседовал с ними, выслушивал их жалобы, лично проверял, в какой мере врачи исполняют свой долг. При каждом передвижении своей армии, особенно при отступлении от Сен-Жан-д’Акр, он величайшее внимание уделял лазаретам. Разумными мерами, принятыми им для того, чтобы вывезти больных и раненых, а также хорошим уходом, которым они пользовались, он снискал похвалу англичан. Но при этом отдал приказ об отравлении раненых, когда в этом возникла острая нужда. Это очень согласовывалось с поведением так называемой романтической личности.

Романтик — это, вообще, особый тип психики. Здесь следует обратить внимание на то, что в быту у нас почти любой сумасшедший ассоциируется с Наполеоном. Как только человек начинает проявлять черты бонапартизма, так сразу мы обычно подумываем: не отправить ли этого индивида в сумасшедший дом? Диагноз: паранойя. Но сам Наполеон вряд ли был параноиком. Так что это был за тип личности, который являл собой Наполеон, тип, что так пришелся по душе всем романтикам? Постараемся разобраться в этом. Дело в том, что за каждым поступком и действием человека стоит его ключевая психологическая потребность. Люди никогда и ничего не делают просто так!