Тест на отцовство - Янка Рам

по-любому на высшем уровне провел. Слишком уж неправдоподобны даты. Поэтому фантазировать я не буду.

Юля была беременна на момент, когда нас снесло друг от друга. Это более правдоподобно. И я даже не уверен, что она об этом не знала, кстати. Ну если откинуть мою веру в её порядочность. Потому что мне она говорила, что предохраняться нужды нет. Она не забеременеет. И действительно нет, если ты уже носишь ребенка.

Но дело в том, что в Юлину порядочность я верю. Она - хорошая девочка. Во вред себе. Значит, всё-таки, не знала...

Нет, я своей вины не отрицаю. Я, конечно, тоже виноват. Сказал ей глупость. "Не единственная женщина на свете..." Я, может, в эту глупость сам от обиды хотел поверить. Но она единственная...

- Мм. А ты это к чему?

- Тебе, Хасан, тоже потом сорок три будет. Ты будешь оглядываться и видеть Таисию с мужем и ребенком. И, возможно, как и я, чувствовать, что все самое стоящее ты проебал.

Оба загружаемся…

Такой себе праздник.

На автомате поддерживая разговоры гостей, я уплываю эмоциями в прошлое.

Ноет в душе так, что хочется прижать к лицу масочку и хапнуть закиси азота.

Перебираю тихо струны на гитаре, пока народ общается.

По белому завидую Стефу, на руках у которого беременная Вика. Его женщина. Жена... И он бессовестно счастливый и сытый как кот с ведром сметаны.

Завидую Хасану. Который как бы не уворачивался, а все равно влип по уши в прелесть Таечку. И тоже затащил ее на колени. Вот! Умный человек. И если не будет тупить, то ведро сметаны ему тоже обеспечено.

И Ирочке Васильевне завидую, у нее роман с Ждановым. Ее глаза стали светиться.

И даже Даве завидую, хоть он и один сегодня. Потому что у него все самое ценное впереди.

Мы фотаемся, чокаемся, смеемся, много говорим...

- Горыныч, ты чего грустный?

Через силу улыбнувшись, выдаю чуть громче аккорд.

- “Я так устал себе не разрешать... Я не могу без тебя дышать!.. Словно отверткой проткнули тра-хе-ю… Не вижу что за пределами стен… А там столько прекрасного между тем… И снова весна…” - обрываюсь.

Чет не могу я…

Давид наливает мне в стакан коньяк.

А мы сегодня весь вечер пьем или за меня или за любовь… А мне бы коллаборацию из этих величин.

Я пьян, крыша начинает подтекать. Как не звонить Ю.ю после поцелуя я не знаю.

Проводив друзей, стою на крыльце с сигаретой, пялюсь на ее номер.

Стоило мне уехать тогда, она сменила его почти сразу. Ну неделю, может, я продержался без звонков... А когда позвонил - всё: номер был уже не актуален.

Меня бомбануло ещё сильнее тогда.

А сейчас думаю, какая глупость, боже мой, оставить любимую женщину!

Она узнала, что беременна от Крынского и… И все логично дальше.

А если бы я не уехал?...

Нажимаю дозвон.

Гудки-гудки-гудки...

Ты ебнутый, Чадов. Ночь... Ты звонишь замужней женщине.

Да нет его все равно! Альфачи отчитались, что Юля со Стёпой одни.

- Да... - растерянно и сонно.

- Юль... А если бы я тогда не уехал?

- Ты пьян.

- Ну, ответь.

- Все равно - нет... - хрипло.

- Почему?

- Потому что, Борис, ты у нас человек-праздник. Ты - это впечатления... Секс... Путешествия... Свобода... А мы со Стёпой - это не праздник, Чадов. Это бесконечные больницы, врачи, диагнозы, депрессия, лечение... А я... Я ведь "не единственная женщина на свете". Ты бы быстро устал от этого.

- Юля... - дрожит мой голос, уходя в низы от спазма.

- Ты, Чадов, из тех, кто цветы срывает, а не выращивает.

- Юль! Ты чего?..

- Ты знаешь, какой меня Роберт взял? Серой мышью, замухрышкой, нищей, неблагополучной девочкой. Ты бы и не посмотрел в мою сторону. И это он дал мне возможность красиво одеваться, ходить к косметологу, покупать дорогую косметику, парфюм, шубки... И ты уже очаровался этим, правда? А ты знаешь, какая я была когда Степу носила?

- Нет, я не знаю, Юль. Ты не захотела, чтобы я знал.

- Я была зелёная и отекшая. Некрасивая, не веселая, невменяемая, истеричная, больная... Он был со мной в это время. А ты бы не был! Ты бы разочаровался. И увлекся другими "цветами", которые можно сорвать, не выращивая. Поэтому все так, как есть.

Моё горло сжимается до удушья от несправедливых обвинений. Которые невозможно опровергнуть!

- Я бы БЫЛ! - цежу я.

Ну конечно же, конечно же мне очень хотелось давать ей праздник! Видеть ее радость! Но… это же не значит… Черт!

- Чадов... «История не терпит сослагательного наклонения». По факту - ты уехал.

- Да ты сама в сослагательном наклонении обвиняешь меня! - взрываюсь я. - "Если бы, да ты бы!". Кто тебе это внушил?!

- Какая разница, если это проза и правда жизни?

- Как мне защищаться от твоих обвинений, если они абстрактны?!

- Я не обвиняю... Я сама виновата. Ты просто... Не надо меня больше раскачивать, пожалуйста. Я гораздо более хрупкая, чем выгляжу. Мне больно.

В ее голосе это не слышно. Но мне кажется, она плачет. Я чувствую. И в груди все сжимается от боли.

- Юля... Я тебя очень люблю... - срывается мой голос. - Ты не права. Я бы был с тобой. Мне не нужен больше никто. Я просто хотел, чтобы ты приехала ко мне. Вот и всё... Такие вот максималки мужского самолюбия! Я сожалею, что уехал. Но это больше не могло продолжаться! Как принять, что твоя женщина уходит каждый день к другому мужику?! Пойми меня тоже!

- О чем мы сейчас спорим? Вот так сложилась наша история. Ничего не исправить. Давай это примем.

Не-е-ет!

Я не принимаю.

Мне как жить-то дальше?!

Я пробовал, херово без тебя жить-то. Пусто. Депрессивно. Человек-праздник? Да я уже забыл, где тот праздник.

И вот ты появилась в моем периметре, и я снова живой!

Не тот я мужик, что цветы выращивает, да? Только срываю? Это было обидно...

- А подари мне подарок... Ни к чему не обязывающий.

- Какой?..

- Скажи мне... Как раньше говорила... "Я люблю тебя". Услышать хочу очень.

- Нет... нет...

- Обещаю, что не поверю. А завтра протрезвею и не вспомню. А сейчас - ну подари, пожалуйста. Что тебе стоит мое расхераченное сердце на одну ночь склеить?!

-