Петр III - Николай Павленко

Самонадеянный Петр Федорович не воспользовался ни одним советом своего кумира, ибо слепо верил, что он пользуется любовью подданных и что трон находится в полной безопасности. Вот что ответил он королю: «В.в. думаете, что ради народа я должен бы короноваться прежде своего отъезда в армию. На это я принужден сказать вам, что так как эта война почти еще в начале, то именно поэтому я не вижу никакой возможности короноваться раньше с тою пышностью, к которой русские привыкли. Я бы не мог совершить это, так как еще ничего не готово, и наскоро здесь ничего не найдешь. Принц Иван у меня под строгой стражей, и если бы русские хотели мне зла, они бы давно могли его сделать, видя, что я не берегусь, предаваясь всегда Божьей воле, хожу по улице пешком, чему Гольц свидетелем. Могу вас уверить, что когда умеешь обращаться с ними, можно на них положиться. А что бы подумали эти же русские обо мне, в.в., видя, что я остаюсь дома во время войны в родной стране, они, которые всегда только того и желали, чтобы быть под управлением государя, а не женщины, о чем я сам много раз слышал от солдат своего полка, говоривших: дай Бог, чтобы вы скорее были нашим государем, чтобы не быть под владычеством женщины». Наконец, еще один довод против того, чтобы ему оставаться дома: в этом случае подданные «всю жизнь упрекали меня в низкой трусости, от чего конечно я бы умер от горести, так как был бы единственным государем моего дома, оставшимся сидеть во время войны, начатой за возвращение неправильно отобранного у его предков… Обещаю в.в., что все меры предосторожности будут точно соблюдены, как относительно иностранных министров, так и со стороны наблюдателей, которых оставлю вместо себя здесь».

Ответ свидетельствует о том, что император не имел ни малейшего представления, от кого ему следовало ожидать возможных неприятностей. Покушался на трон не Иоанн Антонович, строго содержавшийся в Шлиссельбурге, а находившаяся на свободе собственная супруга, которую он в течение нескольких лет третировал и которая, естественно, стремилась избежать участи заключенной в монастырской келье.

Последнее письмо король отправил Петру III 12 июля 1762 г., когда Петр III уже был свергнут Екатериной Алексеевной с престола, но Фридрих II еще не получил известия об этом печальном для него событии. Король называет Петра своим братом и сожалеет о том, что он лично не будет иметь возможности встретиться с ним, по его расчетам, возглавившим поход русских войск, находившихся в пути к границам Дании. Встреча, однако, не состоялась — Петр III доживал последние дни в Ропше.

Из содержания писем Фридриха II к Петру III можно сделать безоговорочный вывод о том, что тот, являясь императором России, фактически преданно служил Пруссии, нанося при этом ущерб интересам страны, которой правил. Петр III в большинстве случаев представлял интересы своего кумира по собственной инициативе, но иногда с готовностью удовлетворял его просьбы. Фридрих II отвечал на выгодные для Пруссии поступки Петра III ничего не ставшей ему пышной словесностью с обязательством в будущем оказать реальные услуги.

Осталось ответить на вопрос, в какой мере клятвы короля соблюдать вечную дружбу с Петром III и лестные отзывы о его добродетелях были искренними. К сожалению, на этот вопрос могли дать ответ события, связанные с походом русских войск для отвоевания у Дании Шлезвига, отнятого ею у Голштинии, но поход не состоялся, потому условие для их проверки на деле отсутствует. По этому поводу с уверенностью можно сказать лишь одно: король никогда не придерживался правила выполнять свои обязательства, даже письменные, зарегистрированные в договорах, не говоря уже об устных — он всегда действовал по обстановке, соображения нравственности ему были чужды.

Особый интерес об отношениях между двумя монархами представляют свидетельства современников, наблюдавших за этими отношениями как бы со стороны. Имеются в виду воспоминания графа Гердта о своем более чем двухлетнем пребывании в Петербурге в качестве военнопленного, а также донесения австрийских дипломатов при русском дворе: графа Мерси и Пецольда. Оба дипломата пристально следили за вешнеполитическими акциями и поведением Петра III, поскольку они означали выход России из антипрусской коалиции и установление союзнических отношений с ее противником на поле брани — Пруссией. Свидетельства этих дипломатов проливают достаточно яркий свет на степень почитания Петром III прусского короля.

Потомок знатного шведского рода Гердт служил полковником армии Фридриха II и в 1759 г. во время Семилетней войны попал в плен к русским. Первое время с пленным полковником обращались весьма любезно, но затем его посадили под строгий надзор в Петропавловскую крепость, где он провел на положении арестанта два года, оставившие у него самые неприятные воспоминания. Его жизнь круто изменилась к лучшему после восшествия на престол Петра III. 27 декабря 1761 г., то есть на второй день после восшествия на престол Петра III, ему канцлер Воронцов поднес на утверждение записку следующего содержания: «О содержащемся здесь в крепости прусском пленном полковнике графе Гердте, который прежде по требованию короля шведского, как нарушитель покоя, задержан был, а после шведский двор сам, отступая от своего требования, просил об освобождении его на размен, не соизволите ли ваше императорское величество из высочайшей милости повелеть его отпустить, не зачитая в число пленных, с выдачею на дорогу некоторого числа денег, но обязывал взаимно реверсом, дабы он из благодарности за являемую высочайшую милость против России никогда против российских союзников в нынешнюю войну не служил».

Петр III использовал записку в качестве повода для того, чтобы оказать услугу прусскому королю и не только велел немедленно выпустить на свободу Гердта, но и включить его в список приближенных к трону особ. Не прошло и месяца, как австрийский посол Мерси доносил в Вену: «Гердт присутствует почти при всех увеселениях, да и вообще неотлучно находится при государе. Перед ним в особенности поклонялся государь своим восторженным поклонением прусскому королю и доводит оное до чисто ребяческой неумеренности». Спустя более чем полтора месяца граф Мерси вновь сообщает о возросшем влиянии Гердта на Петра III: «Никто более не способствует воспламенению его воображения, как известный полковник Гердт, который не отходит от императора и так овладел последним, что даже канцлер отозвался о нем на днях барону Бретелю (французскому посланнику. — Н. П.) следующим образом: „Кажется, этот Гердт совсем обворожил государя“».

Воспоминания Гердта подтверждают эти наблюдения австрийского дипломата. Он писал в своих мемуарах: «Почти всякий день я бывал при дворе и был приглашен императором к обеду или ужину, в большем или небольшем обществе». Мемуарист сообщает некоторые детали поклонения императора Фридриху II: «Помню, как император снял с пальца перстень и, показывая мне, сказал: „Знаком ли вам портрет, который вделан в это кольцо?“ — „Как же, ваше величество, отвечал я, это портрет короля“. Тогда каждый из гостей в свою очередь просил позволения посмотреть на портрет; перстень обошел весь стол, и я имел удовольствие слышать единогласные и непрерывно повторимые похвалы его величеству королю Прусскому».

В другой раз Гердт описал обряд водоосвящения полковых знамен, состоявшийся 6 января 1762 г.: «За тем последовал обед в сто кувертов. Меня опять посадили напротив их императорских величеств, и главным предметом разговора был опять король Прусский, его войско и его военные дела».