Манька-принцесса (сборник) - Мария Садловска

Но, к сожалению, не всем это было доступно.

Для взрослого населения деревни приезды старьевщика были настоящим бичом. Время было послевоенное, в каждом хозяйстве любая тряпка-то на учете, не говоря уже о носильных вещах.

Шестилетняя Маша не была обладательницей брошки и поэтому мечтала ночами, как у нее появится вожделенное сердечко. Она знала точно, каким оно будет. Сердечко будет окрашено под цвет зрелой пшеницы, в уголочке нарисован голубенький полевой василек, а посредине красивыми буквами написано ее имя – «Маруся».

Надо отметить, что Маша в шесть лет уже умела читать по слогам, чем очень гордилась вместе со своей бабушкой. С двух лет девочку растила бездетная двоюродная бабушка Алена. Она, как говорится, души в Маше не чаяла, но это не мешало ей воспитывать девочку в большой строгости. Излюбленной фразой бабушки было: «Компания к добру не приведет». Это Маша слышала ежедневно. Правда, подружке разрешалось приходить во двор к бабушке поиграть, но со двора Маша никуда не должна была уходить.

Однажды после очередного приезда Мошка (а к нему бабушка, как всегда, девочку не пустила) к ним во двор пришла Машина подружка Зинка.

Бабушка с Машей, придя с огорода, отдыхали на скамейке. В этот раз поведение Зинки совсем не соответствовало ее характеру. Она не вбежала, как обычно, подпрыгивая, во двор, а вошла степенно. Войдя, не плюхнулась рядом с Машей на скамейку, а встала перед ними как-то бочком, выставив худенькое плечо вперед. Маша удивленно на нее посмотрела и вдруг все поняла! На левой стороне груди Зинки, там, где взрослые носят орден, красовалось вожделенное и такое недосягаемое для Маши сиреневого цвета сердечко! А пониже крохотной розочки было выведено слово «Зина»!

Это стало последней каплей для шестилетней девочки. Да! Ее бабушка учила не быть завистливой, потому как завидовать грешно и некрасиво, и Маша это помнила и старалась внимать советам бабушки. Но в эту минуту девочка не могла совладать со своими чувствами. И ее обуяла черная зависть.

Маша пронзительным взглядом смотрела на брошку, и в ее детском сердце зародился коварный план. Она еще не знала, как воплотит его в жизнь, но в успех уверовала окончательно!

Зинка, покрасовавшись, побежала к другим девочкам хвастаться брошкой, а Маша с бабушкой остались сидеть на скамейке. Бабушка сразу же почуяла что-то недоброе. Отвлекая Машу, она сказала:

– И что красивого в этом кусочке слюды? Тьфу! Наверное, старая Анисья целый узел тряпок отдала Мошку! А ему лишь бы обманывать простой народ! Конечно, на то он и еврей, чтобы богатеть за наш счет!

В это время богатеющий еврей Мошко проезжал мимо их ворот, следуя в направлении районного центра, в котором и проживал.

– Бабушка, скажи, а почему у Мошка такая рваная фуфайка и на ногах разные сапоги, если он богатый? – задала вопрос Маша.

Надо сказать, что сапоги старьевщика были предметом насмешек у всех сельчан. Потом на долгие годы это стало летучей фразой. Если хотели сказать о чьей-то нищете, говорили: «Да у него же сапоги, как у Мошка». Бабушка смутилась, но тем не менее ответила:

– Так притворяется, гад! Все новенькое в сундук спрятал, чтоб не изнашивалось. Бережет свое добро-то. А вы, такие дурочки, как Зинка, несете ему тряпки. А он потом за них денег наторгует!

Здесь бабушка замолчала, видимо, безуспешно пытаясь представить себе этот торг. Но Маша думала о своем. Зинка, убегая, шепнула ей, что Мошко приедет завтра. Дед Евсей просил старьевщика привезти с базара кадушку для засолки огурцов, и тот пообещал. Девочка с трепетом ожидала завтрашнего дня. Она знала, что он станет решающим.

Поужинав, они с бабушкой собрались спать. Плотоядным взглядом Маша осматривала более чем скромный домашний скарб. Вот на окнах висят марлевые занавески, которые скручиваются и никак не хотят закрывать оконные стекла. На железной кровати набитый соломой матрац был застелен домотканой в цветную клетку дерюжкой. Около порога лежал кусок рваной мешковины, о который вытирали ноги. На кровати в изголовье лежали две фуфайки, вывернутые наизнанку, которые служили вместо подушек. Правда, в углу комнаты стоял небольшой дощатый сундук. Он был старенький, но в то время Маше он казался предметом роскоши. Бабушка очень редко его открывала. Маша знала, что там лежало: пара чистых простынок, бабушкино зимнее, подбитое ватой пальто (когда Маша болела, ее им укрывали). На самом дне лежал бабушкин теплый платок, в котором она ходила зимой. Платок уже был поношенный, старенький, но – единственный. Все эти вещи были сверху закрыты скатеркой.

Бабушка не так давно во время голодного года переехала из города в деревню и купила этот дом. А так как денег у нее не хватало, то и пришлось распродать большинство вещей.

У Маши тоскливо сжалось сердце. Ее коварный план потускнел и как-то расплылся. Вот он совсем исчез, и вместо него засверкало золотистыми блестками цвета зрелой пшеницы сердечко с голубеньким цветочком в уголке и с надписью «Маруся». Маша протянула руку за ним, но вдруг, откуда ни возьмись, их петух Петюня схватил своим клювом за уголочек сердечка и подбросил его высоко вверх. Маша возмутилась подобным хулиганством Петюни – они с ним никогда не ладили! Она взяла в руки веник и ударила им петуха. Тот звонко заорал, а в это время брошь в виде сердечка с надписью «Маруся» плавно качалась в воздухе, как будто выбирая себе хозяйку. Маша зачарованно следила за сердечком, протягивая к нему свою ладонь, но в это время петушиный ор достиг немыслимой громкости, и девочка… проснулась. Было утро, за окном действительно пел петух.

Съев незамысловатый завтрак, бабушка с Машей пошли, как всегда, в огород полоть грядки. Солнце поднялось и стало припекать не на шутку.

– Ты, Машенька, сходи в дом да повяжи платок на голову, а то напечет солнце. И принеси водички, что-то жарко становится, – сказала бабушка.

Девочка направилась к дому по тропинке вдоль огорода. Она чувствовала, что старьевщик уже приехал. Это было понятно по детскому гомону в конце улицы, где обычно останавливался Мошко.

Войдя в дом, девочка замерла, так как не могла вспомнить, зачем пришла. Перед глазами у нее повторялся ночной сон.

Брошка с именем «Маруся» плыла медленно в воздухе, как будто ждала, чтобы девочка подставила ей свою ладонь. И тут Маша решилась! Она бесстрашно подошла к сундуку, откинула крышку и решительно погрузила руку вглубь. Вытащила бабушкин платок, который лежал на самом дне, и свернула его в узел. Потом, подумав, отодрала от кухонной тряпки большой лоскут и завернула в него платок. Получился точно такой узелок, который можно было нести Мошку.

И Маша побежала. Она не помнила, сколько бежала. И вот она у заветной цели! Она никого и ничего не замечала вокруг. Ей казалось, что перед нею все расступились (возможно, так и было). Дрожащей рукой она протянула старику узелок и прерывающимся голосом произнесла:

– Мне дайте «Марусю».

Потом добавила:

– Брошку.

Мошко взял в руки узелок и, не развязывая его, спросил: