Принцесса крови - Дмитрий Агалаков

Двух благородных вельмож сопровождали рыцари их свиты. Как и французы, английские аристократы в эти часы были возбуждены, предвкушая битву. Неожиданный приказ о продвижении в сторону противника только накалил страсти.

— Ненавижу дождь, — держа золоченую уздечку, бросил в открытое забрало Кларенс. — Он преследует нас и во Франции. Злой рок, не иначе…

— Вы к нему не справедливы, — управляя закованным в доспех конем, откликнулся граф Солсбери. — Для одних дождь — злой рок, а для других — благодать.

— Для кого же он благодать, граф, для нас или французов? — усмехнулся герцог Кларенс. — Покажите мне хоть одного солдата, который бы не сыпал сейчас проклятиями, стоя в этой грязи.

— Для кого благодать, это пока неясно, — уклончиво ответил граф. — Но скоро мы поймем это. Дождь станет лучшим другом для тех, кто будет стоять в обороне, и окажется худшим врагом для нападающего.

— Вы думаете, этот марш вперед пойдет нам на пользу?

Граф Солсбери усмехнулся:

— Ваш брат, наш король, надеется на это. Будем надеяться и мы, герцог.

Они направляли коней вдоль заново рождающегося палисада. От лучников, ставивших частокол, шел пар. Стрелки тяжело дышали. Это не шутка — под носом у врага возводить крепостную стену! Сделав главную работу, лучники вновь утыкали стрелами землю вокруг себя.

— Знаете, граф, — тоже поглядывая в сторону французов, сказал через открытое забрало герцог Кларенс, — жаль, что подобные войны не решаются поединком. Я бы не заставил долго ждать французов, прими они решение выставить дюжину своих рыцарей против дюжины наших. Исход битвы — исход всей войны. Если бы дофин ответил на вызов, нам бы не пришлось мокнуть на этом чертовом поле!

— Послушайте их разговор, друг мой, — дав принцу договорить, останавливая коня, перевел разговор Солсбери.

Трое лучников упрямо всматривались вперед, где, на расстоянии сотни шагов, гарцевали перед палисадом три конных француза. Лучники энергично переглядывались друг с другом.

— Если бы этот черт проплясал на своем жеребце ровно столько, пока ты станешь спускать свои штаны, чтобы помочиться, Джон, — горячо выкрикивал своему товарищу здоровяк, чья рыжая борода то и дело выглядывала из-за надвинутого на лицо капюшона, — я успел бы поднять стрелу и опустить ее ровнехонько на него. — Она бы ему до потрохов достала!

— Это ты врешь, Джек, — возразил рябой блондин, чей капюшон лежал на плечах, — до потрохов не достала бы. А, Вилли-Нос?

Тот из лучников, которого назвали Вилли-Носом, совсем невысокий и щуплый, отмахнулся. Лучники не видели двух вельмож, остановивших коней за их спиной, потому языки их работали на славу.

— А если у него добрые наплечники, — продолжал рябой блондин, которого звали Джоном, — то отскочила бы твоя стрела, только царапнула. Рыцаря, у которого есть монета на добрый панцирь, стрелой не возьмешь. Простого латника — другое дело. Арбалетчика или копейщика. Ну, может, коня рыцарского, если шея окажется открыта…

— А ты что скажешь, Вилли-Нос? — на этот раз обратился к товарищу рыжебородый Джек.

— Вот пристали, — наконец откликнулся третий. — Что толку тратить стрелы на тяжелых рыцарей, когда они за триста футов от тебя. То же самое, что поливать стрелами крышу амбара. Была бы стрела потяжелее раз этак в пять, тогда другое дело. Ты, Джек, не обижайся, но Джон прав. Конечно, если стрела найдет лазейку, вот тогда да. Но так ведь стрела — не змея. Это еще надо, чтоб повезло. Пробить кольчугу латника, такого же, как и мы, его железные бляхи, это, я согласен, навесом самый раз. А рыцаря, этого кабана, надо бить в упор. Своей силой. От руки, от плеча. Когда до него шагов тридцать будет. Когда он на тебя летит, как штормовой вал. А еще лучше — коня его. А самого рыцаря добить и на земле можно. Так падать, как они падают — всей тушей оземь, да на всем скаку, тут и без стрелы можно Богу душу отдать! А пока он станет в этой грязи барахтаться, изловчись, ударь его топором, вот и делу конец.

— Этот малый — стратег, — взглянув на Кларенса, усмехнулся граф Солсбери. — Что вы думаете, герцог?

— А еще лучше — оглуши обухом и тащи за палисад, — продолжал распалившийся Вилли-Нос. — А потом к повозкам. С такой добычей домой вернешься, и внукам будет на что жить, и правнукам.

— Он мужлан, граф, — бросил Кларенс. — Жаль, прошли старые времена! Когда-то даже оруженосец из родовитой семьи не имел права взять в руки меч, чтобы сражаться с рыцарем, а держал в руках палку. Если же брал меч, только для того, чтобы на поле битвы отдать его хозяину. А теперь каждый мужик решает, как лучше подкараулить благородного рыцаря, чтобы перерезать ему глотку, как свинье.

— Может быть, и так, герцог. Но такая тактика оправдывает себя на поле боя.

Герцог Кларенс скривил рот и ничего не ответил.

— Эй, лучник! — окликнул невысокого человечка граф Солсбери.

Вилли-Нос обернулся, за ним обернулись и двое спорщиков. У Вилли было рыжее детское лицо, все осыпанное конопушками. И совсем уже рыжим был большой приплюснутый нос. Солдат вначале оторопел от властного оклика и грозного облика военачальника, но тут же смущенно улыбнулся:

— Вы меня, милорд?

— Тебя-тебя. Как твое имя? — спросил граф Солсбери.

— Вилли-Нос, милорд, — поклонившись, ответил рыжий лицом лучник.

— А поточнее, Вилли-Нос?

— Вильям из Уэльса, милорд.

— Это другое дело, — усмехнулся граф. — Останешься жив, найди меня после битвы. Я тебя отличу. За ум и смекалку, — добавил граф.

Рыжее лицо лучника расплылось в улыбке. К тому времени принц Кларенс уже пустил коня вперед.

— Спасибо, милорд.

— Удачной тебе охоты, Вильям из Уэльса.

— Проклятые французы! — в ту же минуту услышал граф рык герцога Кларенса. Принц обернулся на своего товарища — графа Солсбери. — Сейчас я им покажу, Томас, как дразнить англичан! Кенсингтон, Вудсток, за мной!

Герцог Кларенс уже направлял разом загоревшегося от его вопля коня в лазейку между палисадами; за ним, не медля, последовали два его рыцаря. Через дождь они уже скакали с мечами наперевес в сторону трех французов. Те увидели атакующего противника и построились в ряд, принимая бой.

Граф Солсбери, а вместе с ним и первые ряды войска, затаив дыхание, следили за новой выходкой принца крови. Граф знал, что король недолюбливает брата именно за такие вот сцены. Поддавшись яростному порыву, герцог Кларенс мог совершить любой поступок. О своей жизни в эти минуты он думал меньше всего.

— Мой — средний! — закричал он товарищам. — За кровь Ланкастеров! Да здравствует святой Георгий!

— Да здравствует святой Георгий! — вторила принцу его свита.

Рыцарь герцога Кларенса по имени Вудсток первым налетел на француза, но конь того встал на дыбы, и удар английского меча пришелся по прочной броне, защищавшей грудь животного, скользнул и распорол попону. В ту же секунду палица француза обрушилась на голову Вудстока, смяв шлем в области виска, сбив забрало, бросив нападающего, уже мертвого, с открытым окровавленным лицом — в грязь под ноги обоим коням.