Вторая смена - Лариса Романовская

Я тяну к себе полотенце – оно до сих пор немного влажное, еще с вечера, наверное. С тех давних времен, когда я выскакивала на кухню, на Анькину новость о том, что у нас зацвел квадратный корень. Черт, волосы намокли…

– Артем, вилку дай!

Я оставляю дверь открытой, а Артем все равно стучит. Прямо об косяк. Всем кулаком, и зажатой в нем вилкой, и…

– Я готова! – Из-за Артемкиной спины почти выплывает Анюта. Все-таки в платье, да. И даже волосы вьются. Как у меня.

– А ты куда? Жень, а она куда?

– А она с нами поедет, – пожимаю я плечами. И, завернув вилку в какую-то тряпку, начинаю ее нагревать. Дыханием, не руками. – Аня, иди, обувайся, пальто красное надень.

– Шарф не забудь! – ошарашенно напоминает ей Артем. И задвигается ко мне.

Включаю слышимость:

– Тема, у нас с тобой теперь такая работа начинается. Вот прямо с сегодняшней ночи. Там много чего будет интересного. И Аньку охранять, и вообще…

– Хорошо. – Артем пожимает плечами так мощно, словно штангу поднимает. А я только сейчас соображаю, что он уже в ботинках и куртке. Я же на него все это время не смотрела. Вообще весь вечер, наверное. Ну и он на меня.

– Ты сам все будешь решать. Потому что я одна не справлюсь.

Вот сейчас надо обязательно смотреть ему в глаза. Чтобы он поверил. И чтобы я поверила.

– Никуда я не денусь. Не бойся. Все сделаем.

Артем забирает у меня из пальцев вилку. Гнет ее сперва дугой, а потом в кукиш. Мы молчим, замерев от неловкости – как от слишком яркого света театральных софитов. В тишине вдруг проступает резкий и нежный звук. Словно хрустальный бокал разбили. Это на кухне, на подконнике, у цветка квадратного корня распустился следующий бутон, самый прозрачный.

7 марта 2009 года, суббота

Никто не помнил, как звали жену

Из восемьдесят второй.

«Так, – говорили, – ну, знаешь, ну…

Та, старенькая… с клюкой».

У мужа было имен шесть пар,

Что вспомнишь – то выбирай.

По паспорту вроде Нодар, Назар…

По-нашему – Николай.

В пятиэтажке шепот, как крик,

Здесь стены тоньше газет.

На первом чихнули – на третьем грипп,

Дом ветхий, как тот Завет.

Казалось, эти здесь жили всегда,

Привычные, как пейзаж.

Недели сматывались в года,

Хозяев менял этаж.

Кто съехал в Москву, кто в вечный покой,

Дом заново заселен.

Жену зовут – «ну эта, с клюкой»,

У мужа шесть пар имен.

Растил наступающий месяц – дни,

А дети – своих детей,

Как будто кто-то их всех хранил:

Ни ссор, ни слез, ни смертей.

Дом спал по ночам, по утрам спешил,

Пах жареным луком в обед.

А эти жили в такой тиши,

Как будто их больше нет.

Его кто-то встретил дней пять назад —

Он нес с рыбалки улов:

Там был вот такенный живой сазан

И пара смурных бычков.

Он вышел вчера в придорожный сквер —

И в шляпе птенцов принес.

А утром к нему постучались в дверь

Сиамец и черный пес.

Жена принимает пернатый дар

И треплет пса по ушам.

А странный дед ковыляет в парк,

Как будто дежурит там.

Птенцы шебуршат в гнезде из газет,

Собака спит в кладовой…

Но снова куда-то собрался дед

Из восемьдесят второй.

Уже в темноте он вернулся в дом,

Нагруженный, как трамвай.

Котята пищат в глубине пальто:

«Последние, принимай».

Стиральной машины кружит штурвал,

Мурлыкает тишина.

В кастрюле молочный девятый вал,

На вахте стоит жена.

Задраены шторы и даже дверь,

Как шлюпка – матрас надувной.

Плывет хрущевка в завтрашний день,

За штурмана – старый Ной.

04.04.10

У Паши ноутбук солиднее выглядел, он за него усаживался – как пианист за концертный рояль. А это тьфу, пудреница какая-то. Да где же тут «Ё» и кавычки-елочки?

– Савва Севастьянович? – Сперва Цирля вокруг порхала и мурчала, теперь эта пришла. – Вам мой компьютер еще нужен?

Старый прикинул объем писанины:

– На часок как минимум, а то и на полтора…

– Плохо, – без всякой субординации и прочего придыхания отозвалась барышня. – У меня семинар, надо показывать презентацию. Здесь все материалы.

– Вот оно как… – Савва Севастьянович перечел последнее предложение. И впрямь неладно, нехорошо. Две опечатки и одна запятая пропущена. Сбоку аж каблучками цокнули, юбка колоколом метнулась. Вон как расцвела от нынешней жизни. Была тихая, а сейчас запылала, загорелась. На адреналине, не иначе. Азарт – сильнее всякого амура…

– У тебя на участке как дела обстоят?

– Все согласно предписанию и Уставу. Савва Севастьянович, мне надо ехать. Я с этими сегодняшними… проблемами первую пару пропустила.

– Догонишь свою пару, не переживай. А хочешь – мы тебе справку соорудим.

– Больно надо!

Сразу вскинулась, затрепетала. Сразу видно – хороший работник, настоящая московская Сторожевая. За участок отвечает как за собственную совесть.

– Ты в Шварца? Сегодня Дуся с мужем туда расписываться поедет. Отыщи ее и порасспрашивай. У Дуси про девочку поинтересуйся, ювелирно. А будет возможность с девочкой поговорить, то упомяни в разговоре Иру-Бархат. И посмотри реакцию.

Хорошую перед ней задачу поставили. С виду простенькую. А на деле совсем даже наоборот – так, чтобы одну информацию собрать, другую подкинуть, третью… В том, что там еще и третья информация нарисуется, Савва Севастьянович не сомневался.

– После занятий заглянешь, побеседуем. Я соображения по району подкину, а ты расскажешь, как и что у тебя с Озерной вышло.

После долгого дня и учебной ночи через пол-Москвы лететь ей будет трудно. Но ведь появится, обязательно. И из Дуськи хоть что-то, да вытянет.

* * *

Анька шагнула от подъезда в заваленный снегом палисадник, мы, как два идиота, ломанулись за ней. Словно со спины прикрыть решили. Теперь Анютка чешет вперед, хотя ржавые сугробы достают ей местами чуть ли не до пояса. Из-за ледяных крошек и уличного песка все время кажется, что по заснеженному пляжу тащишься. Только вместо моря впереди шоссе, а по бокам с одной стороны – кирпичи родной многоэтажки, а с другой – зеленая стена автостоянки.

– Ань! Ну вот зачем ты туда лезешь, а? – Я машу в сторону ограды.