Девушка с серебряной кровью - Татьяна Корсакова

– А чей такой будет? Откуда взялся? Что-то я его не припоминаю.

– Это Федор Леднев, Евдокии Смирновой племянник, – по-военному четко отрапортовал Семен. – Из Перми к нам.

– А что ж тебе в городе не сиделось? – Взгляд Кутасова сделался еще более цепким. Федору вдруг показалось, что невидимая рука взяла его за горло и сжала.

– Скучно, Савва Сидорович.

– Врешь, – Кутасов покачал головой. – Это у нас тут в глуши скучно, а у них там в городе самое веселье. Признавайся, что натворил?

Вот и пришел конец его новой жизни. Невидимая рука сжала шею чуть сильнее. Ответить Федор ничего не успел, вместо него заговорил Семен.

– Так оболдуй он, Савва Сидорович. – Семен бросил на подмастерье строгий взгляд. – Евдокия сказала, подрался. Вступился за какую-то барышню, начистил морды двум охайникам. А охайники оказались со связями, сынки заводского начальства.

Федор слушал Семена, затаив дыхание. Это же надо, какая бурная, оказывается, у него была жизнь! Куда там каторге.

– И что начальство? – усмехнулся Кутасов.

– Так там начальство-то не наше, – Семен заискивающе улыбнулся. – Шушера мелкая. Сначала с завода выжили парня, а потом вечером в темной подворотне огрели трубой по башке и уже беспамятного отделали так, что мать родная не сразу узнала.

– Значит, ты у нас сеньор Дон Кихот, – усмехнулся Кутасов. – За честь прекрасной дамы вступился, злодеев не убоялся.

Федор растерянно пожал плечами. Не положено простому рабочему знать, кто такой Дон Кихот.

– А прекрасная дама хоть хороша была? Стоило за нее жизнью и физией рисковать?

– Не помню, Савва Сидорович. – Федор наконец вспомнил напутствия Евдокии. – У меня после той подворотни память немного того… Не все помню из того, что было.

– Обидно. Пострадать за честь прекрасной дамы и даже не иметь возможности в утешение вспомнить ее светлый лик. – Кутасов говорил очень серьезно, но каким-то особым чувством Федор понимал – он иронизирует. И невидимая рука исчезла, отпустила на волю.

– А маменька его, знамо дело, за сынка испугалась. Вот и отправила к тетке в Чернокаменск от греха подальше, – закончил Семен. – Но парень он башковитый. Это я вам, Савва Сидорович, точно говорю. Разве ж допустил бы я до техники, – он указал на английскую монстру, – какого-то неумеху?

– Где учился? – спросил Кутасов.

– В техническом училище.

– Значит, образование какое-никакое имеется. Что ж ты, Семен, его в подмастерьях держишь? Нехорошо это, друг мой ситный.

– Исправлюсь, Савва Сидорович! Теперь вот вижу, что можно его к серьезному делу допускать.

– А у меня и дело подходящее есть. – Ни на Федора, ни на Семена Кутасов больше не смотрел, обращался к управляющему, с которым пришел в мастерскую. – Август снова коленцы мне выкидывает. Для часовой башни, что он соорудил, выписал я из Германии механизм. И что ты думаешь, Егор Иванович? Механизм прибыл поломанный. Вот тебе и хваленое немецкое качество! С немчурой я, ясное дело, разберусь, душу из них вытрясу, если потребуется. Но у него, видите ли, все продумано и просчитано, и еще полгода ждать он не намерен, потому как натура у него тонкая и ранимая. Через полгода ему часовая башня станет неинтересна. Неинтересна! Ты слыхал такое, Егор Иванович?! Можно подумать, я башню для него строю, для его дурацких капризов!

– Правда ваша, Савва Сидорович, распустился Август. – Управляющий согласно покивал головой. – Забыл, где его место. А если взять да и напомнить?

– Обидится шельмец. – Кутасов усмехнулся, и стало очевидно, что ситуация со строптивым архитектором его не злит, а забавляет. – Еще чего доброго чертежи, наброски свои гениальные пожгет, как в прошлом году. А потом еще и в запой уйдет с горя. Так что, Егор Иванович, надо с ним как-то по-другому. – Он перевел взгляд на Семена, спросил: – А что, если нам немецкий механизм попробовать своими русскими силами починить? С паровым двигателем ты вон как ловко справился.

– Попробовать-то оно, конечно, можно, – сказал Семен. Вот только в голосе его не слышалось ни особой радости, ни особого служебного рвения. – Но часы… Это, знамо дело, тоже механизм, вот только механизм особенный.

– А ты попробуй. За спрос ведь не бьют. – Кутасов многозначительно помолчал и добавил: – А если и бьют, то не до смерти.

И на сей раз Федор не понял, шутит хозяин или говорит серьезно.

– Ученика с собой возьми. Григорий говорит, Евдокия хвалилась, что племянник ее в часах разбирается. Ну так разбираешься?

Эта фраза лишний раз подтвердила догадки Федора о том, что Кутасов не привык пускать на самотек ни жизнь своего завода, ни жизни своих работников, даже таких малозначимых, как он – Федор Леднев.

– Немного.

– Ну, от малого до великого один шаг. Нужно лишь отважиться и сделать его.

– Мы постараемся, Савва Сидорович, – закивал Семен, – все силы приложим.

– Да ты не трясись. Может, там поломка какая-нибудь пустячная. Может, шестерня какая соскочила, – успокоил его Кутасов. – Значит, Августу я скажу, что завтра пришлю мастеров. Вы уж меня не подведите. А справитесь – награжу. Помнится, ты, Семен, заикался про покос, тот, что за рекой. Почините часы, считай, покос твой.

Наверное, покос этот был какой-то очень ценный, потому что Семен воспрял духом, принялся кланяться и благодарить Кутасова. Тот отмахнулся от благодарности, развернулся на каблуках, вышел из мастерской. Вокруг сразу зашумели, загалдели, прятавшиеся от высокого начальства по углам мастерской полезли с разговорами и расспросами. Всего за пару часов Федор стал для них своим.

– Пойдем-ка потолкуем. – Семен направился к своему столу, потянул Федора за собой.

– Спасибо, – поблагодарил Федор.

– За что?

– За все.

– Это ты про дамочку, которую защищал в городе? – Семен хитро сощурился. – Хозяин у нас хоть и строгий, но добрый. Ему всякие слезливые истории страсть как нравятся.

Кутасов на сентиментального человека не походил нисколько, но Федор решил не спорить.

– Он сам в молодые годы любил гульнуть. Были и цыгане с медведями, и дамочки всякие. Дамочек он особенно любил. Даже когда супруга его была жива, не брезговал, а нынче так и подавно. И подраться тоже любил. Ты не смотри, что с виду он хлипкий, порода у них крепкая, сталь вместо костей. – Семен говорил приглушенным шепотом, поглядывал по сторонам, не подслушивает ли кто. – А то, что он тебя заприметил, это хорошо. Станешь служить ему не за страх, а за совесть, не обидит, а под настроение так и отблагодарит.

– Покос пожалует? – Федор очень старался, чтобы в голосе не было слышно иронии.

– А хоть бы и покос! Ты видал, какие за рекой покосы? Их обычно Гришка Епифанцев распределяет, поэтому самые хорошие наделы все больше его родне достаются. А вот если не повезло тебе родиться его родственником, тогда плати. Сначала Гришке в карман, а потом уже в заводскую кассу. Золотой покос выйдет. – Он помолчал, а потом спросил: – Скажи-ка мне, Федя, ты в самом деле в часах разбираешься?