Туманы Авалона - Мэрион Зиммер Брэдли

Мужчина, здесь известный ей как Утер, обнял ее рукою, и Игрейна поняла, что он плачет. Он рывком развернул ее лицом к себе и поцеловал, и на своих губах она ощутила соль его слез.

– Я ни о чем не жалею, – проговорил он. – В храме нам внушают, что истинная радость обретается лишь в свободе от Колеса, несущего смерть и возрождение, что должно научиться презирать земные радости и горести и желать лишь покоя и мира перед лицом вечности. Однако ж люблю я земную жизнь, Моргана, и тебя люблю великой любовью, что сильнее смерти, и если грех – цена за то, что мы с тобою связаны на многие жизни через века, я стану грешить радостно и ни о чем не сожалея, лишь бы грех вернул меня к тебе, о возлюбленная!

За всю свою жизнь Игрейне не доводилось еще ощущать подобного – поцелуй дышал страстью, и при этом казалось, будто некая стихия помимо простого вожделения, неразрывно связывает двух людей друг с другом. И в этот миг молодую женщину потоком захлестнули воспоминания: теперь она знала, где впервые повстречала этого мужчину… В памяти воскресли огромные мраморные колонны и золоченые лестницы великого храма Ориона, и град Змея внизу, и ряды сфинксов – существ с телами львов и лицами женщин, – что выстроились вдоль широкой дороги, ведущей к храму… Здесь стояли они на бесплодной равнине, рядом с кругом необтесанных камней, и на западе пылало пламя – угасающий отблеск света той земли, где Моргана и Утер родились, где вместе играли в храме маленькими детьми, где их некогда соединил священный огонь, дабы не разлучались они, пока живы. А теперь они совершили деяние, что соединит их и за пределами смерти…

– Я люблю эту землю, – исступленно повторил он. – Здешние храмы сложены из грубого камня и не лучатся серебром, золотом и желтой медью, но я уже полюбил эту землю так, что охотно отдам свою жизнь за то, чтобы уберечь ее от гибели – этот холодный край, где солнце – редкий гость… – И он поежился, кутаясь в плащ, но Игрейна развернула его кругом, спиной к догорающим огням Атлантиды.

– Посмотри на восток, – приказала она. – Ибо так повелось от века: когда свет угасает на западе, надежда на возрождение брезжит на востоке. – Они стояли, обнявшись, а из-за зрачка огромного камня поднималось ослепительно яркое солнце.

– Воистину, это – великий цикл жизни и смерти, – прошептал он, привлекая Игрейну к себе. – Придет день, когда люди обо всем позабудут и храм станет для них кольцом камней, не более. Но я вспомню и вернусь к тебе, любимая, клянусь.

И тут в сознании у нее раздался мрачный голос Мерлина: «Остерегись, о чем молишься, ибо просьба твоя непременно исполнится».

И – тишина. Игрейна огляделась: она съежилась у остывших углей очага, по-прежнему обнаженная, закутанная лишь в плащ, в спальне их с мужем временного жилища. В постели тихо похрапывал Горлойс.

Дрожа всем телом, Игрейна поплотнее завернулась в накидку и, промерзшая до костей, тихонько забралась под одеяло, забилась поглубже, пытаясь согреться. Моргана. Моргейна. Неужто она дала дочери это имя потому, что и в самом деле некогда его носила? Или это – лишь причудливый сон, посланный Мерлином, дабы убедить ее в том, что некогда, в прошлой жизни, она уже знала Утера Пендрагона?

Но нет, никакой это не сон – сны сбивчивы, невнятны, сны – это мир, где все – нелепость и иллюзия. Она знала, что каким-то непостижимым образом забрела в Край Истины, куда отправляется душа, отделившись от тела, и каким-то образом принесла назад не грезу, но воспоминание.

Одно по крайней мере ясно. Если они с Утером знали и любили друг друга в далеком прошлом, это объясняет, откуда у нее чувство, будто они близко, хорошо знакомы, и почему Утер не воспринимается как чужой… воистину, даже его мужицкие – или мальчишеские – замашки ее не оскорбляют; они всего-то навсего – часть его личности, таков уж он есть и таким был всегда. Игрейна вспомнила, с какой нежностью осушила его слезы своим покрывалом, верно, тогда она подумала: «Да, в этом весь он». По-мальчишески порывист, очертя голову бросается навстречу своим желаниям, никогда не взвешивает последствий.

Неужто много веков назад, когда утраченные земли лишь недавно сгинули в бездне западного океана, они принесли в этот край тайны потерянной мудрости и вместе навлекли на себя кару за клятвопреступление? Кару? И тут, не зная, почему, молодая женщина вспомнила, что само возрождение – сама жизнь человеческая – считается карой: жизнь в человеческом теле вместо бесконечного покоя. Губы Игрейны изогнулись в улыбке: «Так наказание или награда – жить в этом теле?» Ибо, подумав о том, как внезапно пробудилось ее тело в объятиях мужчины, который есть, или будет, или некогда был Утером Пендрагоном, Игрейна поняла то, чего не знала прежде: что бы ни утверждали жрецы, жизнь в этом теле – награда из наград, идет ли речь о рождении или возрождении.

Игрейна поглубже забралась под одеяло. Спать ей уже не хотелось, она лежала, глядя в темноту и улыбаясь про себя. Итак, Вивиана и Мерлин знали, заранее знали, что уготовила ей судьба: знали, что она связана с Утером такими узами, рядом с которыми ее союз с Горлойсом лишь поверхностен и преходящ. Да, она исполнит их волю, это – часть ее предначертания. Она и мужчина, ныне именующийся Утером, связали себя множество жизней назад с судьбою этой земли, куда пришли после гибели Древнего Храма. А теперь, когда таинства вновь в опасности – на сей раз угроза исходит от варварских орд и дикарей с севера, – они возвратились вместе. И ей дано родить одного из великих героев, которые, как повествуют легенды, возрождаются к жизни в час нужды, – родить короля, который был, есть и вновь придет спасти свой народ… Даже у христиан есть своя разновидность легенды: согласно ей, когда родился Иисус, матери его были предупреждения и предсказания о том, что она произведет на свет царя. Игрейна улыбнулась в темноте, думая про себя о судьбе, что вот-вот соединит ее с мужчиной, которого она любила столько веков назад. Горлойс? Какое отношение имеет Горлойс к ее предназначению? Вот разве что ему поручено ее подготовить – иначе она по молодости не поняла бы, что с нею происходит.

«В этой жизни я не жрица. И однако же знаю, что все равно я – послушное орудие своей судьбы, таков удел всех мужчин и женщин.

А для жрецов и жриц уз брака не существует. Они вручают себя по велению Богов, дабы произвести на свет тех, от кого зависят судьбы человечества».

Игрейна задумалась об огромном северном созвездии под названием Колесо. Поселяне называют его Телегой или Большой Медведицей, что, неуклюже переваливаясь, все обходит и обходит кругом звезды северной оконечности небес, однако Игрейна знала: это круговое движение символизирует бесконечное Колесо Рождения, Смерти и Возрождения. А шагающий по небу Великан с мечом у пояса… на мгновение Игрейне померещился герой, которому суждено явиться в мир, герой с могучим мечом победителя в руках. Жрецы Священного острова позаботятся о том, чтобы меч он получил: меч, пришедший из легенд.

Горлойс заворочался, потянулся к жене, и она покорно приняла его в объятия. Жалость и нежность вполне возобладали над отвращением; кроме того, теперь молодая женщина уже не боялась забеременеть нежеланным ребенком. Не такова ее судьба. Обреченный бедняга не причастен к этой тайне. Он – из числа тех, что рождаются лишь однажды, а если и нет, прошлого он не помнит, и Игрейна радовалась, что в утешение ему дана его незамысловатая вера.