Огненный бассейн - Джон Кристофер

Приятно было отыскать убежище, а покопавшись, мы обнаружили и еду, хотя и не очень съедобную. Это были связки лука. Такой лук люди в синих костюмах привозили иногда в Вертон из-за моря, но этот лук оказался высохшим, а местами и гнилым. Должно быть, его принесли с собой рабочие во время последнего сбора, хотя трудно было понять, почему они его оставили. Во всяком случае, протест наших желудков был до некоторой степени удовлетворен. Мы сидели на пороге хижины, жевали лук и смотрели, как темнеет в долине. Даже после ужина из высохшего лука с перспективой провести ночь на голом полу я чувствовал себя более довольным, чем живя в замке. Теперь я меньше думал о том, что недавно волновало меня, — все это отдалилось и поблекло. И мы двигались довольно быстро. Еще несколько дней — и мы достигнем гор.

Генри обошел вокруг хижины и позвал нас. Ему не понадобилось ничего показывать. На холме, не болей чем в миле от нас, стоял треножник.

— Вы думаете, это тот же самый? — спросил Генри.

Я ответил:

— Его не было видно, когда мы входили в хижину. Я все время осматривался.

Генри с беспокойством сказал:

— Конечно, они все выглядят одинаково.

— Нужно идти, — сказал Бинпол. — Может, это и случайность, но лучше принять меры.

Мы оставили хижину и побрели по холму. Ночь мы провели в канаве. Я спал плохо, к счастью, не было дождя. Но сомневаюсь, чтобы я мог спать в хижине, зная, что снаружи стоит чудовищный часовой.

Когда мы утром пустились в путь, треножника не было видно; но вскоре после того, как мы остановились поесть, он — или другой такой же — вырисовался над вершиной холма и застыл примерно на таком же расстоянии от нас. Я почувствовал, как у меня дрожат ноги.

Бинпол сказал:

— Мы должны скрыться от него.

— Да, но как?

— Может, мы помогаем ему тем, что идем по открытой местности.

Перед нами расстилалось поле и виноградники. Слева, немного в стороне от нашего курса, виднелись деревья — по-видимому, край леса.

— Посмотрим, сможет ли он следить за нами сквозь ветви и листву, — сказал Бинпол.

Перед входом в лес мы увидели поле репы и заполнили ею мешки: впереди могло не быть возможности раздобыть пищу. Но какое облегчение оказаться в укрытии; толстый и зеленый потолок раскинулся над нашими головами. Видны были лишь кусочки неба, но солнца не было.

Идти стало, конечно, труднее и утомительнее. Местами деревья росли очень густо, а подлесок так сплетался, что приходилось искать обход. Вначале мы почти ожидали услышать треск ломающихся под ногами треножника деревьев, но проходили часы, а слышны были лишь обычные лесные звуки: пение птиц, лепет белочки, отдаленное хрюканье, вероятно, дикой свиньи. И мы были довольны. Хотя точно не знали, преследовали ли нас, теперь мы положили этому конец.

Мы провели время в лесу, остановившись немного раньше обычного, потому что набрели на хижину лесника. Тут были дрова, и я развел огонь, а Генри снял со стены несколько веревочных ловушек и расставил их поблизости от входа в норы кроликов. Позже, проверив ловушки, он нашел одного кролика. Мы выпотрошили его и зажарили. У нас еще оставалась репа, но тошно было даже смотреть на нее.

На следующее утро мы направились в открытую местность и спустя час достигли ее. Треножника не было видно, и мы в хорошем настроении пошли по местности, гораздо менее обработанной. Тянулись луга, на которых паслись коровы и козы, изредка попадались картофельные поля. Иногда встречались деревья с маленькими синими плодами, обладавшими сладким терпким вкусом. Мы наелись их и наполнили мешки мелкой картошкой.

Местность постоянно поднималась и становилась все более пустынной. Лес остался на востоке, но попадались сосновые рощицы. Мы шли в тишине, даже птиц не было слышно. К вечеру мы поднялись на вершину хребта; под нами на склоне холма лежали срубленные сосны; белели пни.

Это был хороший наблюдательный пункт. Мы видели окружающие холмы, покрытые темным лесом, а за ними… такие Далекие, что казались крошечными и все же величественными… белые вершины, окрашенные в розовый цвет заходящим солнцем, вырисовывались на фоне голубого неба… Мы увидели Белые горы.

Генри ошеломленно сказал:

— Да ведь они в мили высотой!

— Наверно.

Я чувствовал себя лучше, глядя на них. Они сами по себе, казалось, бросали вызов металлическим чудовищам, которые беспрепятственно шагали по низинам. Теперь я верил, что люди смогли найти в горах убежище и жить там свободно. Я думал об этом, когда Бинпол неожиданно шевельнулся.

— Слушайте!

Я вслушался и обернулся. Он был за нами… далеко, конечно, но я знал, что это он — слышался треск и грохот деревьев под ударами массивных ног: гигант шел по сосновому лесу. Потом шаги смолкли. И в разрывах листвы мы увидели на фоне неба треножник.

— Мы не были на виду с утра, — сказал Бинпол. — Да и сейчас нас не видно. И однако он знает, что мы здесь.

С тяжелым сердцем я ответил:

— Возможно, это совпадение.

— Дважды — может быть. В третий раз — вряд ли. Но если то же самое происходит раз за разом… Он идет за нами, и ему даже не нужно нас видеть. Как собака идет по запаху.

— Это невозможно! — сказал Генри.

— Там, где другие объяснения не подходят, невозможное становится истиной.

— Но почему он идет за нами? Почему он просто не схватит нас?

— Кто может сказать, что у него на уме? Может, ему интересно, куда мы идем.

Недавнее радостное настроение исчезло… Белые горы существовали. Они могли бы нам предоставить убежище. Но до них еще много дней пути, а треножник лишь в нескольких гигантских шагах.

— Что же нам делать? — спросил Генри.

— Надо думать, — ответил Бинпол. — Пока он ограничивается тем, что идет за нами. Это дает нам время. Но, возможно, не так уж много.

Мы начали спускаться по склону. Треножник не двигался, но у нас на этот счет не было больше иллюзий. Мы тащились в отчаянном молчании. Я пытался придумать хоть какой-то способ отделаться от него, но чем больше я думал, тем безнадежнее мне казалось наше положение. Может, товарищи что-нибудь придумают. Бинпол скорее всего. Конечно, он что-нибудь придумает.

Но к тому времени, как мы остановились на ночь, он ничего не придумал. Мы спали под соснами. Здесь было сухо и сравнительно тепло, а постель из игл была мягче, чем все, на чем я спал после замка. Но в этом было мало утешения.

Утро было пасмурное и соответствовало нашему настроению. У подножия сосен стоял тонкий серый холодный туман: мы проснулись, дрожа от холода, когда еще едва рассвело. Мы брели меж деревьев, стараясь согреться в движении, и грызли сырую картошку. Вечером мы не смогли разглядеть долину, а сейчас вообще ничего не было видно. Стало светлее, но туман ограничивал видимость. Видно было на несколько ярдов, а дальше стволы деревьев исчезали в дымке.