Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров

– Восхищен вашим мужеством, – сказал статский советник.

– Ну, все наговорились? – спросил Всеволод Романов, оглядев собравшихся. – Тогда перейдем к делу.

В комнате установилась тишина, все устремили взгляды на руководителя организации. На срочно объявленное собрание (оно проходило на квартире Романовых) из восьми оставшихся членов пришли шестеро. Двое отсутствовали по уважительным причинам: оба работали в вечернюю смену. Кроме пришедших были еще сам Романов, его жена Настя и приезжий Ваня Полушкин.

– Дело у меня вот какое, – продолжил свое выступление руководитель. – Все последние месяцы мы сидели тихо, думали только о сохранении нашей боевой партийной ячейки. Но после того, как киевские товарищи казнили палача Столыпина, я думаю, ситуация изменилась. Нам не с руки больше сидеть в углу! Эта казнь кровавого сатрапа – сигнал для всех революционеров. Мы не должны остаться в стороне. Я предлагаю подготовить и осуществить казнь примерно такого же масштаба. Мы могли бы казнить, например, преемника Столыпина, нового министра внутренних дел Макарова или начальника дворцовой охраны Спиридовича, а может, и самого Николая Кровавого. В этом нам поможет приехавший вчера из Киева товарищ Ваня. Он хотя и молодой, но опыт борьбы уже есть. А если потребуется, из Киева, из тамошней организации, еще людей пришлют. Вот такое предложение. Прошу по нему высказываться.

Сразу было видно, что предложение руководителя никого не оставило равнодушным. Все лица оживились, кто-то качал головой, кто-то уже поднимал руку, готовый высказаться. На такую реакцию Ваня и рассчитывал. Именно он придумал план с «неожиданным предложением» – за ночь придумал, ворочаясь на кровати в душной комнатке, куда его определил Романов. Ваня решил, что так будет удобно послушать всех членов организации, прозондировать каждого, что у него прячется на дне души. Кроме того, у Вани имелся и собственный расчет: он надеялся, что в ходе обсуждения питерские максималисты что-то важное скажут о покушении на Столыпина и этим помогут следствию.

– Я вижу, Алексей Терентьич готов что-то сказать, – произнес Романов, оглядев собравшихся. – Давай, Терентьич, выскажись.

Машинист Алексей Дрыгин, степенный дядька с густыми усами, одетый в добротный костюм и похожий больше на бухгалтера банка, чем на рабочего, слегка усмехнулся: руки он не поднимал и желания высказываться вроде не проявлял. Просто руководитель организации знал, что Терентьич пользуется среди товарищей большим авторитетом и от его мнения многое зависело; потому и предоставил слово ему первому.

– Казнить палача – дело, конечно, хорошее, – заговорил Дрыгин. Голос у него был похож на его обладателя – такой же густой, степенный. – Но ведь это не наша тактика! Ведь мы год назад решили отказаться от покушений и перейти к работе с массами. И что, опять двадцать пять? Почему, с какой стати? Потому что в Киеве казнить премьера удалось? Но ведь мы толком не знаем, что там у них произошло. Темное какое-то дело. Как я понял, ни одна организация этот подвиг на себя не взяла – ни эсеры, ни анархисты, ни наши товарищи. А что, если это какая-то интрига охранки? И сразу менять из-за этого всю тактику? Нет, я не согласен!

– Верно, верно Терентьич говорит! – воскликнул другой член организации, молодой человек в косоворотке. – Надо поднимать массовую революцию, как большевики! Ты, Всеволод, правильно делаешь, что с организацией большевиков связался. И странно от тебя слышать призывы к индивидуальному террору. Прямо какие-то бабушкины сказки! Ты еще скажи, что нам надо устроить хождение в народ!

– А мне предложение Романова нравится! – сказал еще один представитель молодого поколения, парень лет двадцати пяти, с черным чубом и дерзким взглядом таких же черных глаз. – Министра внутренних дел прихлопнуть – это не то что брошюрки печатать! Вот это будет дело!

– Дело-то дело, но хватит ли у нас на него сил? – засомневался человек лет тридцати. – А парнишка, что из Киева приехал, что-то не сильно похож на опытного бойца…

Так, по очереди, высказались и остальные члены организации. Ваня внимательно слушал каждого выступающего. Казалось, он прислушивается к их аргументам, вникает в них. На самом деле он почти не слышал, что они говорили. Все его внимание было обращено на картины, возникавшие у него в мозгу, когда говорил очередной выступающий. Картины были разные, но все на удивление красивые, гармоничные. Это означало, что ни один из собравшихся не врет, не таит за душой чего-то темного. Вот и последний из пришедших выступил (тоже с критикой романовского предложения), и снова ничего уродливого в мозгу Вани не возникло. Это означало, что среди присутствующих «крота» нет. Значит, надо проверить тех двоих, что работали в вечернюю смену.

Придя к такому выводу, Ваня совсем было расслабился и решил, что на сегодня его задача выполнена. Но тут слово взяла молчавшая до сих пор Настя, жена Всеволода. Она, как и следовало ожидать, поддержала мужа, говорила горячо, убедительно, и после ее выступления дискуссия разгорелась с новой силой. А Ваня слушал ее речь вначале настороженно, а затем – с возрастающим ужасом. Когда Настя закончила, «товарищ из Киева» находился в полном отчаянии. Он совершенно не знал, что ему делать, что сказать…

Обсуждение продолжалось около часа. Потом Романов остановил прения: сказал, что сейчас решения принимать не будут, отложат на неделю. Пусть, дескать, члены организации все хорошенько обдумают и через неделю снова соберутся, тогда и решат.

Люди стали расходиться. Ване руководитель организации шепнул, чтобы он не торопился. Ваня так и сделал – вышел последним; Романов вслед за ним.

– Ну, какие результаты? – нетерпеливо спросил он, когда они оказались на улице. – Нашел предателя?

– Рано еще говорить… – неуверенно ответил Ваня. – Вроде нет ничего… Но ведь сегодня не все пришли. Надо бы и с остальными поговорить.

– Нет ничего? – переспросил Романов; в его голосе звучало облегчение. – И хорошо, что нет! Я уверен, что и с теми двумя, что сегодня не пришли, все чисто. Я тут, пока шло собрание, еще раз обдумал эту ситуацию и решил: зря я на своих людей думаю! Не виноваты они в провалах. Я ведь каждого из них в деле видел! Скорее всего, это сбоку какая-нибудь тварь прицепилась и стучит. Например, сосед мой, приказчик. Вполне может разговор подслушать. Дрянь человек! Ты вот сегодня не заметил – за дверью вроде шаги слышались?

– Нет, не слышал. – Ваня покачал головой. – Ничего такого не было. А у меня слух хороший. Да и вообще… Я опасность могу чуять…

– Да? Ну, может, показалось. Но не меня, так другого из ребят могли подслушать. Или выследить. Или, допустим, с родными, с женой разговорился – и все, донесли.

– Жена? Это зачем же?

– А что, такие случаи бывали, – кивнул Романов. – Она, дура, думает: дай-ка я полиции скажу, с мужем побеседуют, дурь эту бунтарскую из него выгонят, я от тюрьмы его уберегу. А на деле, конечно, наоборот получается… Ты что так смотришь, словно у тебя гвоздь в сапоге вылез или зуб дергает?