Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики - Ольга Тогоева

Наказание «бегом» оставалось популярным в городах Южной Франции вплоть до периода раннего Нового времени[248]. В Тулузе его использовали не только в XIII в., но и в конце XIV в. и даже в начале XV в.[249] В XIV в. он упоминался в материалах судебной практики Драгиньяна, Периго, Руэрга, Фуа, Гурдона[250] и Фрежюса[251]. В конце XV в. он все еще применялся в Кордесе[252], а в конце XVI в., несмотря на ордонанс Людовика XI (1423–1483) от 1463 г.[253], наличие такого наказания фиксировалось в Арле[254]. И хотя Жан-Мари Карбасе настаивал на том, что в данном случае мы имеем дело исключительно с южнофранцузской практикой[255], исследование Сирила Понса показало, что точно так же course был популярен и в некоторых городах Северной Франции, например, в Труа, в Лионе и его окрестностях[256]. Более того, установления аббатства Клюни (1161–1172) свидетельствуют, что «бег» местные власти использовали уже в XII в.:

Указанием на использование «бега» в качестве наказания за адюльтер на севере Франции являлся и один из нравоучительных «примеров» Этьена де Бурбона, большую часть своей жизни проповедовавшего в родном Лионе, а также в Бургундии, Лотарингии, Савойе. Согласно его рассказу, некая замужняя женщина, вступив в преступную связь с местным банщиком, пригласила его к себе в отсутствие супруга. Однако тот, узнав о готовящемся свидании, внезапно вернулся домой и привел с собой «много других людей». Женщина спрятала любовника в печи, но муж велел ей зажечь огонь и «испечь пироги». Голый и обгоревший, банщик, естественно, выпрыгнул из своего убежища, был схвачен присутствующими и проведен по улицам города до главной площади, где подвергся бичеванию, сопровождавшемуся «насмешками и оскорблениями»[258].

О том, что course был хорошо знаком и жителям северных областей королевства, свидетельствовала также законотворческая деятельность французских монархов. Еще Жан де Жуанвиль писал о том, что Людовик Святой (1214–1270) сам ввел подобное наказание для рыцарей, посещавших публичные дома. И в данном случае прежде всего бросался в глаза его диффамационный характер:

Наследники Людовика IX и их юристы также хорошо понимали смысл «бега», регулярно подтверждая его использование в различных городах королевскими письмами и ордонансами: в 1292 и 1362 гг. — для Вильнефлез-Авиньон, в 1357 г. — для Вильфранш-дю-Периго, в 1395 г. — для Монфокона, в 1396 г. — для Флёранса[260]. С точки зрения диффамационного эффекта, «бег» оказывался, вне всякого сомнения, значительно более серьезным наказанием, нежели смертная казнь[261]. Пробежка по городу в голом виде, в компании собственной любовницы, под градом ударов вела к публичному осмеянию и унижению мужчины, к превращению его в преступника — и не только. Особый смысл, на мой взгляд, имело здесь даже не раздевание прелюбодея, но привязывание к его гениталиям веревки, в буквальном смысле угрожавшей его мужскому достоинству. Подобным образом достигался эффект имитации кастрации, что приводило не просто к унижению, но и к символическому лишению виновного его половой идентичности, к превращению его в женщину и, как следствие, к исключению его из общества полноценных мужчин[262].