Прыжок волка. Очерки политической истории Чечни от Хазарского каганата до наших дней - Герман Садулаев

Довольно значительную часть населения Хазарии составляли «русскоязычные» – славяне, восточные и южные, выключенные из процесса формирования великорусской народности. Еще в хазарские времена, передвигаясь по территории единой тогда хазарской державы, славяне заселяли земли к северу и западу от Каспия, в основном по побережьям полноводных рек, таких как Терек. Их мало интересовали степи и горы, так как основой экономики этих обществ были приречное земледелие, рыболовство и (sic!) военно-грабительские операции с нападением на плывущие по рекам торговые караваны, а также порою весьма далекие походы на судах типа «река-море» с целью обретения воинской славы и грабежей прибрежных городов и земель.

Что касается чеченцев, то их предки, видимо, участвовали в государственной жизни Хазарии, но не очень активно – как ассоциированное самоуправляющееся племя. Возможно, платили налоги, выставляли ратников, торговали. Относительно спокойное время закончилось с падением Хазарского каганата. А беды начались с вторжением мировых армий. Монгольское иго переформатировало этническую картину Северного Кавказа. Аланское царство чуть не свело племена предков чеченцев к нулю. Остатки укрылись в горах и предгорьях. Здесь, уже в условиях изоляции, этногенез вступил в решающую фазу. Племена и роды стали стягиваться в единую этническую и политическую общность. Сохранилось предание о медном котле из легендарного ущелья, составленном из пластин, на каждой из которых выгравировано имя аутентичного рода.

Случилось то, что Лев Гумилев называл пассионарным взрывом. Оставляя в стороне достоинства и недостатки теории пассионарности, признаем очевидным, что демографическая ситуация в горских обществах сделала необходимым расселение – скудное террасное земледелие и мелкое скотоводство не могло прокормить растущую популяцию. А военно-политическая ситуация со временем стала более благоприятной. Племя снова спускалось в долины. В этом горском «котле», в условиях замкнутости, сформировались расширенные союзы и роды, которые позже назовут «тухкхумами» и «тейпами». Все вместе – объединенные сознанием новой общности, называющие себя «вай нах» – «наш народ».

Так состоялось первое появление в истории чеченского народа. От кочевников, завоевателей, разбойников и работорговцев в горах укрывались остатки разрозненных племен, бывших то частью Хазарии, то частью Алании, то сами по себе, говоривших на диалектах, схожих не только между собой, но и с диалектами соседей. Вернулось на равнины новое национальное сообщество, отдельное от других и сознающее себя таковым, новые люди – «наши люди» – вайнахи.

Национальное самосознание возникает только тогда, когда общество массово – не в порядке «странников», «чудаков», «купцов», «миссионеров», а массово – сталкивается с другим. Когда общество вынуждено осознать свою самость, свою особенность, а также особенность своих интересов и необходимость защиты своих интересов – путем борьбы, союзов, договоров и баланса твердости с компромиссами. Такой исторический момент наступил для чеченцев с возвращением на утраченные прежде равнины. Этого не было прежде – в «бульонной» среде Хазарии. Не было и в изолированных горах. И это стало открытием мира – и себя. Самоназвание многих народов на начальной стадии восходит к слову «люди» – просто люди. Сталкиваясь с другими, народ осознает себя как «наши люди» – в сравнении с остальными, с другими. Так появились вайнахи – чеченцы и ингуши.

Равнины оказались уже заняты. Равнины не ждали их те столетия, когда они держали оборону от внешнего мира в неприступных горах. На равнинах жили люди – другие люди. Эти люди считали себя хозяевами долин. И с ними приходилось вступать в контакт – иногда мирный, иногда нет.

Объективная возможность расселения существовала, так как демографическая ситуация в горских обществах оказалась напряженнее, чем у обществ равнинных. И по закону сообщающихся сосудов, как только сказочный котел был разбит и горловина ущелий открылась, накопленная в горах энергия должна была залить предгорья и долины. Но речи о тотальном завоевании не шло. Это была политика уступок, движение шаг за шагом.

Кем были заняты равнины? Степь и лесостепь, песчаники – осколками тюркских племен, кумыками и ногайцами; они вели кочевой образ жизни и занимались скотоводством, их интересовали прежде всего пастбища. Побережья крупных рек – казаками. Многие хорошие пахотные земли считались принадлежащими черкесским князьям, кабардинцам (у этих уже был феодализм в полном разгаре). И были леса – более или менее ничьи.

Реконкиста, возвратная колонизация, шла вниз по руслам мелких горных речушек. Речушки текли в лесах – лесов тогда было куда больше, чем сейчас. Хотя меньше, чем до опустошений военных веков. Бывшие пахотные и населенные земли за века вновь поросли мелким лесом и кустарником. Теперь чеченцы вырубали в лесах места для своих новых поселений и пашен. (Так, среди леса было «свито» мое родовое гнездо – Шали – сначала маленький аул, меньше соседнего древнего Герменчука, потом – крупнейшее село, сердце равнинной Чечни.) Кроме того, принимали протекторат кабардинских князей и кумыкских ханов и арендовали у них земли для обработки и заселения. Но «аренда» не могла длиться вечно. Не привыкшие к несению феодальных повинностей свободные чеченские общества вскоре обвиняли «хозяев» в жадности и несправедливости и прогоняли, а то и убивали. Малочисленные дружины местных мелких феодалов не могли справиться с растущим потоком чеченских поселенцев, которые не боялись браться за оружие и могли, ведомые собственными авторитетами, объединяться для схваток.

Примерно в XVII–XVIII вв. возвратная колонизация была в основном завершена. Земли равнинной Чечни были заняты чеченскими поселениями. Инородные феодалы частью были изгнаны или истреблены, частью оставлены – порой принимался протекторат того или иного «князя», приглашался родовитый властитель из Черкесии или даже из Грузии, но, как правило, ненадолго. И сам вассалитет становился все более и более формальным. Некоторые феодалы были инкорпорированы в чеченские общества. Скорее всего, так у чеченцев появились свои князья (а они были). Как мы помним, в горах укрывались еще аланские алдары с дружинами, потом кабардинцы и проч.; они и становились владетелями чеченских обществ.

Как до, так и в процессе занятия равнинных земель в Чечне происходила «антифеодальная революция». Нам мало известно о деталях, но, скорее всего, в новых условиях феодальный гнет оказался невыносимым и неоправданным. И чеченцы в относительно короткий срок избавились от привилегированного сословия; сделать это было тем более просто, что оно либо было представлено инородцами, либо имело инородные корни. С этого момента управление чеченскими обществами осуществляли собственные институции.

Жестокая и скудная жизнь в горах сформировала культуру сочетания инициативы с коллективной взаимопомощью, свободы каждого семейства с подчинением интересам общины. Без структурированной социальной жизни было просто не выжить. Еще в горах появились высшие органы объединения и самоуправления общин – Мехк-кхел (совет страны), суд девяти справедливых и пост военного вождя. Эти традиции были принесены чеченцами с собой и в долины. Они объединяли и согласовывали колонизаторское движение, организовывали внутриобщинную жизнь и внешние отношения, способствовали противостоянию феодалам и служили водительством в быту чеченских родов.