Ее нежеланный лорд - Оливия Штерн

Тутта энергично закивала.

– В окно.

– Что, госпожа?

– В окно их, – Бьянка ухмыльнулась, – мне не нужны подачки от этого… этого…

И она даже не смогла подобрать слово, которое бы в полной мере отразило ее отношение к лорду Сандору. Грязный простолюдин. Хам. Нахальный выскочка. Да кто он, в конце концов, такой, чтобы посягать на ее свободу? Пусть даже и от репутации ничего не осталось…

Злость, ярость и страх плескались внутри, смешивались, образуя какой-то особенно едкий раствор, от которого предательски щипало глаза и сжималось горло.

Ха! Ты думала, что все кошмары остались позади?

Да нет же! Вот он, твой главный кошмар. Только-только начинается…

Бьянка молча проводила взглядом букет, который отправился в открытую форточку. А потом сказала:

– Тутта, помоги мне одеться. Мне нужно поговорить с отцом.

* * *

На пороге коричневой гостиной Бьянка задержалась. Отец был там, совершенно один, сидел в кресле напротив камина. Плотные шторы почти не пропускали свет, и оттого казалось, что сейчас не день, а поздний вечер и солнце давно село. Роланд Эверси развалился в кресле, сюртук разошелся на животе. Красноватые отблески углей делали его одутловатое лицо неестественно красным, а лысина блестела, словно отполированная.

Бьянка сглотнула. Отчего-то видеть отца таким было неприятно. Она привыкла к тому, что граф Эверси, хоть и был полноват, но в любой ситуации излучал энергию и уверенность в себе, катался этаким шустрым колобком. А тут вдруг расплылся в кресле, как подтаявшее желе, двойной подбородок лежит некрасивыми складками на груди, и внезапно приходит понимание, что вот он, ее отец – стареющий и беспомощный.

Бьянка решительно шагнула в коричневую гостиную, словно окунулась в розовато-золотистый сумрак. Роланд Эверси не шевельнулся, как будто и не заметил – а может быть, погруженный в невеселые мысли, и правда не заметил.

– Папа, – осторожно позвала Бьянка.

Он вздрогнул, как от удара. Затем медленно повернулся на звук ее голоса, близоруко щурясь, и Бьянке теперь уже точно не понравилось его отекшее, похожее на мятую подушку лицо. Граф Эверси явно пил все эти дни, пил беспробудно, безнадежно и отчаянно.

– Оклемалась, – медленно констатировал он, смерив Бьянку оценивающим взглядом, как будто примерялся к покупке очередной породистой кобылы.

И от его взгляда Бьянка зябко поежилась. А в душе стремительно вызревало непонимание. Как же любовь? Как же родительская светлая любовь? Разве она не должна быть бессмертной? От знакомых она не раз слышала, как мужчина свинским поведением может убить любовь женщины. Но ведь родители – они должны любить просто так, всю жизнь. Или нет? А отец ведет себя так, словно она и не дочь ему вовсе, а так… совершенно чужая девушка, почему-то ставшая обузой. Или товар, который не самого лучшего качества, но который надо обязательно сбыть, пока окончательно не испортился. Впрочем, всегда ведь что-то такое и было. Они хотели наследника, а родилась девочка. Нежеланная дочь. Так ведь тоже бывает.

– Садись, – мрачно сказал граф, кивнув на свободное кресло. – Как себя чувствуешь?

Бьянка пожала плечами. Сносно, вполне сносно. Только вот душа болит – оттого, что папа в таком состоянии, и оттого, что над ней тяготеет королевский указ.

– Тебе уже Тутта рассказала? – помолчав, спросил отец.

Бьянка вдавила беззаботную улыбку.

– Да, папа. Но ведь это же… бред какой-то. Его величество не мог…

– И все же мог, – медленно произнес отец, отводя взгляд, погружая его в полыхающие угли. – Тебе предписано выйти замуж за Роя Сандора, как только встанешь на ноги. Вижу, на ноги ты уже встала. Следовательно, завтра ты уже будешь его женой.

– Даже так? – Бьянку словно ледяной водой окатили. – А как же платье, как же церемония, как же гости?

Роланд Эверси пожал плечами. И так же, не глядя в ее сторону, ответил:

– Ничего не будет. Да и какие гости, после всего, что у тебя было с его величеством Ксеоном.

– То есть ты со спокойным сердцем отдаешь меня в жены простолюдину? – Бьянка не верила собственным ушам.

– Давай начистоту, – протянул граф. – Лорд Сандор – он, конечно, как безродная дворняга, но богат, сволочь. Да и потом, Бьянка, твои шансы выйти замуж невелики. Девушка благородных кровей не должна иметь репутацию дворцовой шлюхи.

– Да можно подумать, во дворце все сплошь девственницы и святые, – зло буркнула Бьянка.

– Разумеется, это не так. Но одно дело, когда об этом никто не знает, и совершенно другое, когда об этом знают все.

Бьянка вскочила на ноги. Тут же закружилась голова, и, чтобы не упасть, пришлось поспешно опереться рукой о стену.

– А что… мама что говорит об этом? О том, что королю приспичило выдать меня замуж за простолюдина?

– О королях не говорят в таком тоне, – сварливо заметил отец. – Твоя матушка полностью поручает тебя воле Всеблагого. В конце концов, многие теряют детей еще во младенчестве. Да и что поделаешь с королевским приказом. Единственное, что ты можешь сделать… – Тут его голос внезапно упал до сиплого шепота: – Ты можешь сохранить остатки чести нашего рода, добровольно расставшись с жизнью еще до этого позорного замужества.

Мир Бьянки внезапно хрустнул и пошел ломаными багровыми трещинами.

То есть… как же так? Ее родной отец вместо защиты только что предложил ей удавиться и тем самым спасти честь семьи?

Наверное, отец правильно понял выражение ее лица, потому что криво улыбнулся, махнул рукой.

– Да пошутил я, пошутил! Что, неужели не понятно?

Бьянка потупилась.

Пошутил, да. Как известно, в любой шутке есть доля шутки. А она… так неудачно появилась на свет вместо желанного мальчика.

– Ну, или нам следует избавиться от лорда Сандора, что весьма затруднительно, – торопливо добавил граф Эверси, как будто осознав, что сказал лишнего.

Былая, столь привычная и знакомая действительность отваливалась грязными пластами и мятыми хлопьями сползала в ничто. В горле стал комок из невыплаканных слез. А в груди стремительно разрастался болючий шар, утыканный стальными шипами. Они полосовали плоть изнутри, разрывая в клочья, мучительно срезая тонкими лентами все то, что составляло саму жизнь Бьянки Эверси… ей вдруг захотелось кричать, выть в голос, царапать стены, ломая ногти, чтобы боль в пальцах хотя бы на толику заглушила тот огненный смерч, что бушевал внутри.

– Ну, знаете, папенька…

Судорожно сжала кулаки.

Убить себя, лишь бы сохранить честь семьи? И, конечно, чтобы ничего из состояния Эверси не досталось Сандору?

А может быть, убить самого Сандора?

На миг Бьянка представила себе, как подливает ему в чай яд. Собственно, почему нет? Кто он ей, этот Сандор? Всего лишь мужлан, вторгшийся в ее размеренную жизнь, растоптавший ее коваными подошвами сапог, вывалявший в грязи, обливший помоями общественного презрения. Но тут же она вспомнила, как грубые руки Леврана шарили у нее по телу и как Сандор оттащил подонка прочь, да еще и наподдал как следует. Все-таки вмешался. И все-таки спас, потому что хоть все и считают Бьянку Эверси подстилкой узурпатора, но на самом-то деле это не так, и она почти так же невинна, как и в день своего рождения.