Обязанности верных - Алексей Владимирович Егоров

Женщина вздохнула, обернулась, бросив взгляд на поблескивающие стены. Поднимающееся солнце высушивало дышащий паром камень. Будто камень горит, плавится. Пар смазывал мелкие трещины, заставлял цвета сливаться. И все же, Хенельга увидела символ у входа в арку. Солнце в этом месте не имело силы.

На камне кто-то нацарапал рыбку, сидящую на башне. Рыбка смотрела налево и чуть вверх. Понять значение символа не составило труда. Свежий символ. Камень еще не зарастил рану с помощью мха и лишайника.

Кивнув, Хенельга сказала, что поняла.

Она вышла из руин, взглянула в сторону северо-запада. Хорошо, что Виал показал им символы, принятые у мореходов. Не зная розы ветров, обозначения сторон света, резчица не поняла бы знака.

В той стороне в овраге располагалась роща. Когда-то там Виал брал ствол для киля. И вместе с товарищами тащил это бревно вниз, на берег.

Деревья сбросили листву, покачивались на ветру и скрипели. Звуки напоминали речь людей. Подходя к деревьям, Хенельга оглядывалась, замирала. Ей казалось, что она слышит голоса. Всего лишь скрипы. Лишенные листвы деревья разговаривали, мечтали о тепле и ждали весны.

Сон у них поверхностный, как у Хенельги этой ночью.

Едва переставляя ноги, женщина брела среди деревьев. Нашла кабанью тропу, пошла по ней, отодвигая от лица ветви. Сквозь переплетение ветвей местность просматривалась не десятки футов, листья не мешали обзору. Чужаков можно заметить издалека. И все же Хенельга проглядела, как наткнулась на мужчину.

Моргнула, не узнав его сначала, выставила вперед самодельное копье.

– Привет, – сказал Эгрегий.

Он переоделся – вместо шерстяной туники плащ из плохо выделанной шкуры. В руках копье, за спиной в связке дротики и металка для них.

– Опыта вот маловато, – признался Эгрегий, дергая лезущую шерсть из плаща.

От него несло, хотя этот запах полезен охотнику. Скрывал от дичи.

– Наберешься еще, – улыбнулась Хенельга, упав в объятия друга.

Обнявшись, они не стали тратить время на приветствия. Эгрегий понимал, что подруге пришлось нелегко.

Вдвоем они пошли сквозь заросли, стараясь не ломать ветви. По звериной тропе пробрались глубже в заросли. Здесь лиственные деревья уступили место хвойным. Почва изменилась, стала песчаной, сверху слой сухих иголок. На мягком ковре почти не читались следы. Ощутимо пахло мокрой соломой.

Лагерь Эгрегия разбил на возвышенности, между поваленных деревьев. Сосны рядом с холмом повреждены: кора сбита, на стволах углубления. Земля вокруг усеяна каменным крошевом и сбитой корой. Из трещин в комле сочилась смола, словно дерево истекало кровью.

На возвышенности буря свалила могучие деревья. Влага и жучки превратили стволы в губку, что проседала от прикосновения. Эгрегий показал, как обойти завал, чтобы не потревожить деревья.

От упавших деревьев осталась проплешина. Свинцовое небо смотрело в окно между кронами деревьев. Ветер сгибал стволы, ломал ветви, что падали вниз с глухим стуком. Из-за скрипов и шелеста едва ли удастся услышать спрятавшегося здесь человека.

На поляне Эгрегий построил конусный шалаш. Достаточно для одного, но двоим тесновато.

– Не слишком удобно, – смутился Эгрегий.

– Не страшно. Зато тепло.

Хенельга оценила хитрости, что применил друг.

Сам шалаш установлен так, чтобы главенствующие ветра ударяли в стенку. Этот же ветер направлял дождевые капли на кровлю, а по канавам вода отводилась прочь от лагеря. Чтобы не искать родник, Эгрегий в одной из канав установил самодельную крынку.

– Еще те, что мы мастерили не берегу, – сказал он.

Воду приходилось фильтровать, кипятить. У Эгрегия много свободного времени.

Заняться тут особо нечем.

Чуть в стороне на растяжках «сушилась» кожа. Углей хватало, чтобы очистить всю шкуру. Она все равно гнила. Зима не подходит. К тому же Эгрегий не мог окурить материал.

Сильный дым привлек бы внимание. Эгрегий даже кострище расположил в углублении, чтобы дым отводился в сторону, рассеивался.

Подстилка в шалаше оставалась сухой. Эгрегий на стенах развесил трофеи – кости, клыки, когти. От легкого ветерка они устало позвякивали.

Ложе, приподнятое над землей, изготовлено из жердин, а поверх набросана трава, принявшая форму тела. Рядом лежал запас соломы, прикрытый корой и срубленными сосновыми ветками. Ночи сейчас холодные, и чтобы не караулить огонь все это время, Эгрегий закапывался в солому, словно мышь.

Но он не мышь.

– Забавно перестать быть пастухом, да превратиться в охотника, – хмыкнул Эгрегий.

О своих морских приключениях он не вспомнил, считая, это скорее заемным, нежели собственным умением.

Хенельга не стала его поправлять. Ведь без Виала море не примет их.

– Что нам теперь делать? – сразу спросила Хенельга.

– Ты словно переняла привычки гирцийцев, – посмеялся Эгрегий.

Он присел возле углубления, где находились угли. Сняв крышку с земляной печи, он бросил туда сухих веток и сунул котелок с какой-то похлебкой. От еды сильно пахло мясом и жиром.

– Я так устала, что не могу сейчас обсуждать ничего.

– На тебе кровь, ты не ранена? – только сейчас Эгрегий заметил бурые пятна на туники подруги.

– Это не моя.

Эгрегий кивнул, решив не вдаваться в подробности. Он все понимал.

– Потому лучше сразу знать, что предпримем.

– Просто я думал, что будем действовать по тому, что ты узнала там.

– А что мы можем сделать? Оставь эту идею.

– Тогда выбор не велик, – Эгрегий отряхнул руки, снял вонючий плащ и бросил его на ложе.

Хенельга немного сдвинулась в сторону.

– Мы можем взять лодку, уйти, – Эгрегий загнул один палец, – можем остаться здесь, живя вот так, – загнул другой палец, – а можем грабить данаев, воровать еду, вино, просто раздражать их.

– А получится? – Хенельга с сомнением посмотрела на друга.

– Почему нет? За это время я успел изучить окрестности. Полис не закрыт, рыбаки ставят сети, с противоположного берега в полис переходят баржи с товарами…

– Я об этом даже не знала, – вскинулась Хенельга.

Эгрегий положил ей руку на плечо.

– Данаи презирают торговлю. Потому и не слышала. А со стороны хорошо видать. Раза два в месяц несколько плоскодонок переходят с южного берега на северный.